Маргарита Минина - Марго и демиург. Роман

– Нет, давайте уж вы, АМ, – сказал тот, отрицательно мотнув головой.

АМ не стал спорить, поднялся и стал ходить вдоль стола налево-направо, выдерживая многозначительную паузу. Наконец, он начал:

– Мне выпала честь произнести вступительное слово в этот торжественный день, когда рождается наш школьный театр. Хотя по старшинству, да и по статусу, начинать должен был уважаемый КА.

Выяснилось, что еще в девяностые, «на заре туманной юности» АМ и КА работали в знаменитом тогда студенческом театре, где впервые сверкнула целая россыпь знаменитых теперь актеров. АМ в этом театре выполнял скромную роль рабочего сцены. А вот КА был настоящим актером. Все мы, услышав это, были удивлены. Вот уж с кем- с кем, но с артистом наш грузный историк плохо ассоциировался.

Заметив наше недоумение, АМ продолжил, как ни в чем не бывало:

– Да, да, КА был одним из ведущих актеров в том студенческом театре. Но особую популярность он снискал, исполняя роли в «чеховских» спектаклях. Ведь Антон Палыч, наряду с Шекспиром, давно уже превратился в главного драматурга в современном театре. Вы только взгляните на КА, вылитый чеховский персонаж! Просто доктор из «Палаты №6», где он, кстати, и играл.

Тут мы с Элькой невольно переглянулись – мол, понятно теперь откуда взялось то его мгновенное и чудесное перевоплощение в АМ, которое он нам продемонстрировал на самом первом уроке. Талант! Действительно, талант!

КА протестующее замахал руками, а АМ, заметив это, продолжал:

– Впрочем, мы тут собрались не затем, чтобы утверждать культ личности КА. Хотя он того и заслуживает. Нет, мы хотели поговорить о том, что представляет собой нынешний театр, и о наших с вами общих творческих планах.

***

АМ снова выдержал театральную паузу, обводя лукавым взглядом наше собрание, и продолжил, воспользовавшись своим любимым риторическим приемчиком:

– В этой связи у меня для вас две новости. И обе плохие. Так что начну, пожалуй, с нынешнего состояния дел «на театре». Вы, конечно, слышали, что театр считается самым условным из всех жанров искусства.

Мы закивали головами.

– А что это означает? Хорошо это или плохо?

– Наверное, хорошо, – раздалось несколько не слишком уверенных голосов.

– Нет, плохо. Я бы даже сказал – ка-та-стро-фич-но! Ведь откуда взялся этот термин «условный»? Очень просто – от слова «условиться», договориться, или, используя умное словцо, достичь конвенции. Конвенции между кем и кем?

Мы молчали. Только вечный всезнайка Круглов вставил:

– Между актерами и зрителями?..

– Умница Леша, – улыбнулся АМ. – Только, пожалуй, еще шире – конвенция между зрителями и театром вообще. Включая, в первую очередь, автора пьесы и режиссера – нынче главной фигуры в театральном процессе. И суть этой конвенции состоит в том, что актеры как бы изображают, что на сцене все происходит, как в жизни. А зрители делают вид, что верят в то, что изображают лицедеи на сцене, что это все «взаправду», и они, зрители, мол, всячески этой «взаправде» сопереживают.

Вот это повальное стремление, чтобы все было, «как в жизни» – и есть главная беда современного театра. Актер нам изображает, что он Гамлет, принц датский, в одиночестве мучительно думающий свою думку. При этом он якобы не слышит сморкания, покашливаний, а то и храпа, доносящегося из зала. Или звонков мобильных телефонов. А зритель «не обращает внимания», что ус у актера приклеен плохо и вот-вот упадет, что загнулся уголок декорации, а, главное, что никакой это не Гамлет, а всем известный Иван Иваныч, народный артист. «Ах, как он вжился в роль, как он перевоплотился, – восторгаются добросердечные зрители. – Вот оно – мастерство великого актера!» А великий актер произносит с трудом заученный текст, и видно, что он страдает от тяжелого похмелья «после вчерашнего», и у него тяжелый насморк или зуб болит.

Да и зрители не лучше. Мысли их витают где угодно. Они думают об испорченном бачке в сортире, и что завтра с утра надо вызвать сантехника, о том, что премию на службе снова «зажали», что чадо приносит из школы двойки. Но при этом они все-таки силятся сосредоточиться, чтобы худо-бедно «включиться» в процесс и начать сопереживать («зазря, что ли, ухнули столько денег на билеты?»). Иногда им все-таки удается заставить себя, но на это уходит пол спектакля. И только зритель включится, как тут же наступает антракт. Все спешат в буфет за бутербродами и мороженым. А «настоящая жизнь» на сцене на полчаса обрывается. Ну, и так далее.

***

– Словом, братцы вы мои… и сестры, актеры и зрители безнадежно испорчены, чтобы порождать и воспринимать искусство театра. Все, кроме детей. Потому что они еще, как говорится, «жизни не знают», еще не сплющены и не обтесаны ею, как… как галька на берегу. Да, они еще не стали одинаковыми и плоскими. А потому готовы безоговорочно и самозабвенно верить в разную чепуху. Вспомните себя – как ваше сердце замирало в ужасе, что несчастная елочка так и не зажжется, если вы сами громко, изо всех сил, не закричите: «Елочка, зажгись!»? Как вы пускались в рев, видя, что какой-нибудь заблудившийся теленок тонет в луже. Не зря Иисус призывал: «Будьте как дети!». Увы, тщетно призывал, ибо это невозможно – нельзя родиться обратно. Конечно, случается, что в детство впадают. Но в вашем возрасте вам это пока не грозит.

– Так что остается лишь соблюдать конвенцию, то есть, делать вид. Конечно, редко, но встречаются по-настоящему великие актеры. Им, действительно, иногда удается заставить зрителя забыть об условности. Порой даже в сугубо реалистических спектаклях. Кстати, чем дальше отстоит пьеса от реалий сегодняшнего дня, чем она «стариннее», тем легче это сделать. Но и это лишь исключения, подтверждающие правила. И они, в общем, не в счет.

Вот эти бесконечные и заведомо обреченные попытки подражать жизни и привели современный театр к полному краху.

– Но если театр умер, для чего вы нас тут собрали? К чему весь этот сыр-бор?! – раздался возмущенный голос какого-то старшеклассника.

– Совершенно справедливый вопрос, батенька, – одобрительно улыбнулся АМ: – Сейчас я попробую на него ответить…

Но тут встал до этого молчавший КА и начал своим тенорком:

– Я готов подписаться под каждым словом, которое произнес АМ. Да, театр мертв. Тогда зачем же мы все это затеваем, спрашиваете вы? Дело в том, что мы педагоги. И наша цель заключается не в том, чтобы возродить театр, а совсем в другом. В чем же? Вопреки тому, что уже было сказано, мы с АМ убеждены – тот, кто ни разу не вдохнул (извиняюсь за штамп) пыльный запах кулис, кто не ревновал, если заглавную роль получил не он, не впадал в отчаянье от собственной бездарности, не подглядывал сквозь дырочку в занавесе, сколько публики собралось и как она реагирует, – тот, не скажу, что не жил (это было бы преувеличением), но, во всяком случае, лишился того драгоценного опыта, который необходим, как воздух, для любой души. Особенно, для души юной. Мы с АМ знаем об этом как нельзя лучше, ибо не просто несколько лет отдали театру, но были навсегда отравлены им. И хотим этот яд впрыснуть вам, для вашей же вящей пользы. Мы, которые сами прошли через этот искус, просто не простим себе, если лишим вас этого, если хотите, целебного наркотика. Мы вовсе не собираемся делать из вас актеров, тем более, что это и невозможно. Но намерены дать вам шанс прикоснуться к этому, пусть и мертвому, но при всем при том – чудеснейшему из искусств. Такое вот кажущееся противоречие, можно сказать, антиномия, ребятки. Да-с…