Татьяна Стекольникова - Неразбериха

– Куда она могла деться? Это кто-то из своих… пошутил, наверное… – Гр-р обнимает меня за плечи, почувствовав, как я напряглась. – Как ее могли вынести, если всюду камеры? Ни в какую сумку эту куклу не спрячешь – здоровенная такая… Не расколотили же ее, чтобы удобней было спрятать?

Я с содроганием представила фарфоровую Перепетую, разбитую на куски. Выкатившийся стеклянный глаз. Розовые пальчики – каждый сам по себе. Фарфоровая пыль…

– Нет, что ты! Даже если бы ей просто оторвали голову, было бы много следов. Например опилки из туловища. Не с пылесосом же похититель явился!

– Ну, тогда пойдем, кино посмотрим.

Кино – это запись с камер слежения, которые, действительно, чуть не в каждом углу нашего арт-салона. Исключение – мой кабинет. Но я-то знала, что Перепетуи нет в доме. Я же все-таки маг – посмотрела в зеркало в надежде увидеть, кто ее похитил и где ее прячут, а зеркало явило мне один туман. Какого лешего? С зеркалом надо бы еще поработать, но Гр-р неумолимо тащил меня под лестницу, в дежурку, обитель охранников. Он заставил дремавшего там Пашу Шустова прокрутить все записи с камер – с того момента, когда я видела Перепетую в последний раз – вчера утром.

Здоровяк Паша – один из громовских сыскарей, по очереди несущих вахту за мониторами. Громов все тянет с набором охраны в арт-салон, но, сдается мне, он просто дает подзаработать своим ребятам, потому что не такое наш Энск место, чтобы услуги частных детективов требовались каждый день, и для расследования текущих преступлений хватает подполковника Юрия Петровича Скворцова и его команды.

Я даже вознамерилась Петровичу позвонить и привлечь его к поискам Перепетуи. Все-таки бывший сослуживец Громова, без конца Гришку зовет на помощь, если расследования в отделе подполковника заходят в тупик. Но вспомнив, что Скворцов не оставил надежды «завалить» меня, то есть трахнуть (его собственная мысль, в его собственной редакции, неоднократно мной прочтенная), я решила, что хлопот с ним будет больше, чем от него пользы. К тому же он имеет обыкновение надираться по поводу и без повода, так что пусть лучше продолжает спокойно ловить воришек на вокзале.

Мониторов куча, куда смотреть, не знаю.

– Выводи на большой, если кто-то будет, – сказал Громов, будто прочитав мои мысли. Интуиция у него. Чуйка, как сказал бы Скворцов…

Мы с Гр-р уселись перед самым большим экраном.

Посетителей в арт-салоне мало: во-первых, вчера был вторник, а в начале недели всегда почему-то народу не густо; во-вторых, чуть больше недели до Нового года, и люди предпочитают болтаться по магазинам и парикмахерским, а не по арт-салонам.

– Девять ноль-ноль, – Пашка ткнул толстым пальцем в клавиатуру. – Видите, Ольга Степановна бежит…

Мы посмотрели, как Лелька неслась к лестнице на второй этаж мимо витрин с веерами и чернильницами времен Модерна, на ходу стягивая шубку из стриженой серебристой норки. Шубка – подарок Устюжанина, у которого своя звероферма и небольшой кожевенный заводик под Закарском, совсем рядом с Энском. Звук наши камеры не пишут, и стука Ольгиных каблучков мы поэтому не слышали. С некоторых пор Лелька круто поменяла свой гардероб, и теперь без каблуков ее можно застать разве что за мольбертом. А все потому, что Устюжанин однажды заявил, будто женские ноги, с утра до вечера обутые в кроссовки, ничем не отличаются от коровьих – копыта и копыта.

– А на пикник тоже на шпильках? – обиделась я тогда. – Сами бы попробовали сутками на каблуках!

– Я же не сказал, что на каблуках надо всегда! Но не в кроссовках же целый день! Или в угах – таких противных сапогах, на валенки похожи, совсем без каблуков, – деликатный Серега моментально дал задний ход и был готов взять обратно свое сравнение женских ног с коровьими копытами. Я уже радовалась легкой победе, как в Ольгиных глазах вдруг обозначилось намерение во что бы то ни стало взгромоздиться на каблуки. И я не стала продолжать полемику. Пиррова победа: ну признается Устюжанин, что с копытами погорячился, так Лелька же все равно будет днем и ночью на каблуках разгуливать, чтобы Сергей не заподозрил ее в сходстве с коровой. И кому достанутся лавры победителя, спрошу я вас?

– …и до десяти никого не было, – Паша снова нажал на какую-то клавишу. – Вот, смотрите, первые посетители появились. А на часах у нас… так… десять минут одиннадцатого.

На мониторах было видно, как по залу бродят плоские серые фигуры без лиц.

– Дай западный угол! – потребовал Громов, и Паша опять набросился на клавиатуру.

Видно, что Перепетуя смирно сидит на шпинделевском диване, и возле нее никого.

– Нина, к кукле никто не приближался до двенадцати, – Гр-р постучал по монитору. – Потом вот эта женщина подошла… Паша, сделай поближе!

Пашка, которому оставалось дежурить час, обреченно скривил рот, мысленно взвыл (это ужасающее Ы-А-А-А-А!!! я увидела у Пашки над головой – неоново-зеленые колеблющиеся буквы) и забарабанил по клавиатуре. Женское лицо на экране слегка вытянулось, увеличиваясь.

– Не знаю ее, – пробормотал Громов.

– И я… – вздохнула я.

– И я! – почему-то хихикнул Пашка. – А че она сделала?

– Возможно, и ничего, – протянул Громов.

– Конечно, ничего, – встряла я. – Вот же, уходит! Ее Перепетуя и не интересовала, тетка диван щупала. Даже зачем-то под диван заглянула.

– Купить, может, хочет? – предположил Паша.

– Ага, купить, – хмыкнул Громов. – Пенсионерка-то… Ты посмотри, во что она одета! Платьишко допотопное!

– А то ты не знаешь, что именно вот в таких платьишках и бывают богатенькие пенсионерки? Всю жизнь экономят, по копейке откладывают, а как помрут, у них в матрасе или в подполе и находят миллион, – и Паша приложился к кнопкам всей пятерней.

– Нет, те, которые по копейке собирают, не покупают дорогих вещей, всю жизнь впроголодь… Какой антиквариат! Эта вообще на училку похожа, интеллигентная, – возразил Громов, – и интерес у нее, наверное, какой-нибудь… просветительский…

– Ладно, – вздохнула я, – давай, Паша, дальше показывай.

Мы все еще торчали в дежурке, изучая посетителей, когда сменить Пашу пришел Денис Углов, Дэн. Я почти спокойно рассказала ему о пропаже, мы принялись смотреть на мониторы уже вчетвером, и Дэн, самый молодой из громовских сотрудников, все кричал «Не верю!» и «Быть не может!», пока Громов вдруг не завопил «Стоп!»

Паша с Дэном от неожиданности чуть не попадали со своих стульев, а я по своему обыкновению превратилась в девушку с веслом – застыла, как скульптура в парке советских времен. Обычная моя реакция на спонтанные выпады окружающих…

– Стоп! – уже спокойнее повторил Гр-р. – А куда делись десять минут?

Все камеры дружно показывали «снег» с 14.49 до 15.01. Два часа, сорок восемь минут – Перепетуя на диване. Три часа, ноль три минуты – диван без Перепетуи. За те десять минут, что камеры не работали, кто-то вынес мою куклу из салона.