Маргарита Агашина - Девичник

Шелестели травы разные
Вокруг своей сестры:
— Есть на свете звезды ясные,
Зарницы да костры!..

Но упрямая травиночка
Думала свое:
Пусть никто, а только солнышко
Посмотрит на нее.

Проходило мимо солнышко
На север и на юг.
Но не плакала травиночка,
А пела на весь луг!

…Я была бы той травиночкой
На шелковом лугу.
Только я сегодня вечером
Не плакать не могу.

Далеки дороги Родины!
Широк зеленый луг!
И уходит мое солнышко
На север и на юг.

Отпылал вчерашний зной.
Тучи черные — стеной.
И с рассвета по деревне
ходит дождик проливной.

Мокнет сено на возу,
ветер гнет к земле лозу,
две девчонки загоняют
голенастую козу.

Вымыт начисто плетень,
за окном, как ночью, темь.
Спокон веку не бывает
без грозы Иванов день.

Даже бабка перестала
«Огонек» впотьмах читать,
посмотрела, полистала,
положила и сказала:

— Нынче в ночь мы шли, бывало,
сорок трав в лугах искать.

Как, бывало, я нарву —
под подушку ту траву!
Как, бывало, загадаю,
так и будет наяву!..
…Если б верить я могла,
я б сто сорок трав нашла!
Я б не только луг колхозный,
я б всю землю обошла.

Но не верю ничему.
Только сердцу своему.
Что творится в этом сердце!
А тебе и ни к чему.

А тебе и дела мало:
ты не пишешь, ты в Москве.
Коль уж я не удержала,
где ж тут справиться траве!

У тебя тяжелый нрав —
не помогут сорок трав:
все по-твоему выходит,
ты всегда бываешь прав.

…Вот и дождь перестает,
и на улице народ,
и почтовая машина
через грязь к селу идет.

Замолкают тормоза.
Вдалеке шумит гроза.
На колодце сушит крылья
золотая стрекоза.

Выйду к речке, тонкой веткой хрустну,
оборву тенет тугую нить.
Осенью всегда бывает грустно,
даже если не о чем грустить.

Подойду к красавице рябине,
руку ей на шею положу,
по какой единственной причине
я грущу сегодня, расскажу…

Мой упрямый, я тебя прошу:
ты прости мне эти разговоры.
Я всегда молчу про наши ссоры —
сору из избы не выношу.

А сейчас никто ведь не узнает.
Зиму всю рябина смотрит сны,
и она, красавица лесная,
мой рассказ забудет до весны.

Только пусть его подхватит ветер.
Или даже — сразу все ветра:
много ведь людей на белом свете
ссорятся, как мы с тобой вчера.

Пусть же ветры возле них повьются,
им расскажут наш вчерашний спор.
А они — над нами посмеются
и всю жизнь не ссорятся с тех пор!

В сентябре на тропки густо
листья пестрые легли.
Сентябри в народе грустно
бабьим летом нарекли.

Только что это такое:
лишь машины замолчат,
до рассвета над рекою
не смолкает смех девчат!

Видно, весело живут,
платья гладят, кудри вьют,
по уплясанной поляне
туфли-лодочки плывут.

А уж песню запоют —
ива склонится к ручью,
дрогнет старая береза:
вспомнит молодость свою.

Выйдет на небо луна,
но не знает и она:
то ли это бабье лето,
то ли девичья весна.

Наступает прохлада,
тени стали длинней,
и огни Волгограда
из-за Волги видней.

Травы клонятся в росах,
замирают гудки.
А на косах и плесах —
рыбаки, рыбаки.

Берег в пестром наряде
рыбацких рубах:
ведь у нас в Волгограде
каждый третий — рыбак.

Это — лунные ночи,
это — море ухи!
И уж хочешь не хочешь,
а напишешь стихи…

Две звезды над дорогой,
две степные зари.
Подойди и потрогай,
и друзьям подари.

Чтоб за долы и море,
и в чужие края
волгоградские зори
увозили друзья!

Ночь все тише и тише.
Даже ветер молчит.
Неужели не слышишь,
сердце Волги стучит!
Ничего мне не надо —
лишь бы песню о ней!
А огни Волгограда
все видней,
все родней…

Много песен есть хороших
о моей родной стране —
о дождях и о порошах,
о зиме и о весне.
То душевнее, то строже
льются разные, звеня…
А какая мне дороже —
вы спросите у меня!

«Ах, Волга-речка,
не боли, сердечко,
не боли, сердечко,
подскажи словечко!»

Мне словечко подсказали,
намекнули, помогли
и от камерной печали
этой песней увели.
Увели к песчаным косам,
к людям силы и добра,
к тем гудкам звонкоголосым,
запевающим с утра!

Исчезает тишь да гладь…
Ах, Волга-речка,
как спасибо не сказать
за твое словечко!

И, быть может, песня эта
потому и хороша,
что особо в ней воспета
наша волжская душа.
Вот и март приходит снова,
и на Тракторном — весна!
И опять поет Смирнова,
вторит ей Бородина…

Встречу вешнюю зарю.
Ах, Волга-речка,
я тебя благодарю
за твое словечко.

Вьется, вьется поземка,
завевает простор.
И тревожно, негромко
подпевает мотор.
И опять от порога,
от родного двора
убегает дорога —
кладовая добра.

Это дело такое —
ночь в пути коротать.
Это дело мужское —
о дорогах мечтать.
Чтоб жена у порога
ночь ждала — не спала,
убегает дорога —
кладовая тепла.

Ваши добрые руки
в эту ночь на руле.
Ваши полные рюмки
в эту ночь на столе,
но опять от порога —
зови не зови —
убегает дорога —
кладовая любви.

Когда бы все, что нам хотелось,
Вершилось в жизни без труда,
С лица земли исчезла б смелость,
Которой брали города.

И если б горькие ошибки
Не жгли нам руки и умы,
Считали б чистые улыбки
Всего лишь вежливостью мы.

А я за то, чтоб в жизни встретить
И неудачу, и грозу,
Улыбку вовремя заметить,
Припрятать вовремя слезу,

Чтобы на каждом повороте
Тревожный
красный
свет не гас!
За то, чтоб в жизни и в работе
Судьба не баловала нас.

А боль пришла негаданно, нежданно,
словно ударил трус из-за угла:
на самом дне большого чемодана
я спрятанную карточку нашла.