Array Имруулькайс - Любовная лирика классических поэтов Востока

Горю, одинокий, ищу состраданья,
Свиданья с возлюбленной наедине.

Я стал неприкаянным, нищим, беспутным,
Себя потерял по своей же вине.

Доверюсь аллаху, забуду соблазны,
И радость войдет в мою душу извне.

Довольно, Хафиз, принимайся за чашу.
Уж ночь на исходе, а правда — на дне.

Обещаем наслажденье — мне созвездия сказали.
Звездных знаков совпаденья мне блаженство обещали

Лишь бы локонов любимой не коснулся нечестивец!
Огради ее, незримый, не оставь ее в печали.

Ямочка на подбородке у нее — ловец искусный.
Кто в силок не попадался, в мире сыщется едва ли.

Кто ее лицо увидит, оробеет, ослепленный.
Побледнеет даже солнце, озаряющее дали.

Я — медлительный, забытый, незадачливый паломник.
А соперники не дремлют, свежий ветер оседлали.

Кто же я? Невольник, пленник, отраженье луноликой?
Пыль у милого порога, что не стерли, не убрали?

Кто же я? Поэт, владетель вековечного калама.
Занесу родное имя на священные скрижали.

Тороплюсь на поклоненье к недопитому кувшину
И рубиновой улыбке, что сияет из-под шали.

Я — Хафиз! Любые муки принимаю терпеливо —
Сколько раз ресницы-стрелы мое сердце поражали!

Роза раскрылась и слушает речь соловья:
«Ты — не одна в цветнике, чаровница моя».

Роза ему отвечает: «Влюбленный, забудь
Речи такие, а мне их и слушать нельзя».

Если не выпьешь бальзам этих розовых губ,
Будет тебе уготована злая стезя.

Ради того, кто любил, одиноко стоит
В пьяной тиши харабата пустая скамья.

Утренний ветер играет волнами волос,
Черные локоны льются струями ручья.

Зная грядущее, мне возвещает мудрец:
«Звезды сказали: безрадостна доля твоя».

Нужно ли заново нежные речи твердить?
Нет! наполняй пиалу, золотая струя!

Стоит ли разум терять, убиваться, Хафиз,
Все свои беды в груди хороня и тая?

Мы пировали всю ночь до утра.
Заново чаши наполнить пора.

Заново надо начать возлиянья
Сразу, сегодня же, как и вчера.

Снова с утра пробудилась лужайка,
Благоуханна, свежа и пестра.

Нет, не вино пиалу наполняет —
Это рубинов живая игра.

Губы твои улыбаются нежно —
Будь благосклонна ко мне и щедра.

Нет к харабату дороги. А жажда
Неутолима, горька и остра.

Мне от привратника, от лицемера
Трудно сочувствия ждать и добра.

Лишь бы, Хафиз, от тебя не сокрыла
Деву-удачу глухая чадра!

В наполненной чаше — мерцанье и радужный свет.
В рокочущем чанге — веселье, а горечи нет!

На дне пиалы я, как прежде, любимую вижу.
Мне жаль тебя, трезвенник горький, непьющий сосед!

Бессмертье — награда тому, кто воистину любит.
Быть может, и я проживу еще тысячу лет?

Знавал я немало красавиц — пленительных, ладных.
Ты — в небе луна, а они — вереница планет.

Гляжу на тебя — и хмелею, и разум теряю.
Пьянею, сгораю, любой нарушаю запрет.

Запретное пью! Неужели меня остановят
Угроза, отказ, назидание, трезвый совет?

В цветущем саду отыщи мою милую, ветер.
В разлуке с любимой, — скажи, — угасает поэт.

Она еще помнит меня или время — всесильно? —
Спроси у возлюбленной и принеси мне ответ.

Как море, не знает границ благородная щедрость —
Хотел бы я плыть, наслаждаясь, не ведая бед.

Не плачу, не жалуюсь — лишь бы дождаться свиданья!
Вернется к Хафизу блаженство и вера, и свет!

Что делать? В сердце у меня
горит и ноет рана.
Ты метко бьешь — не помогли
кольчуга и охрана.

Твержу печальные стихи —
разбрасываю жемчуг.
Впустую лучшие слова
растрачиваю рьяно.

Кто мне поможет? Кто спасет?
Кто мне уступит чашу
Безумья сладкого, огня,
блаженного дурмана?

Ты — солнце. Жду тебя всю ночь,
безмолвно призываю.
Молчу — нельзя о божестве
рассказывать пространно.

Нельзя о риндах говорить,
как о дурных и грешных.
Господь дает им волю пить —
всегда и невозбранно.

Слова мои — огонь. Смотри,
будь осторожна — вспыхнешь.
Схвачу, не вырвешься —
стихи надежнее аркана.

Стихи всесильные вернут
любимую Хафизу —
Клянусь Каабой и луной,
и сурами Корана!

Слава ласковому ветру,
что с утра повеял здесь —
Он вернулся издалека,
принеся благую весть.

Насыщаю свое сердце
песнопеньями Дауда [76] Д ауд — библейский царь Давид. ,
Откровеньям Сулеймана
отдаюсь душою весь.

Отметаю прозябанье,
обретаю упованье:
Мне вина благоуханье
не успело надоесть.

Все, что будет — принимаю:
постоянство и неверность,
Мед и яд, веселье, горе —
всю причудливую смесь.

Милая добросердечна
и к поэту благосклонна,
И не лжет… Достоинств много —
невозможно перечесть.

Только бы опять услышать
от нее хотя бы слово!
У нее — великодушье,
у меня — надежда есть.

Милосердная вернется,
чтобы радовать Хафиза…
Это ветер обещает —
похвала ему и честь!

От горя плавилась душа, сгорала,
В самозабвении себя теряла,

Завороженная незримой целью,
Скиталась по земле, себя терзала,

Сокровище искала понапрасну,
Чужих молить о помощи дерзала,

И все ждала, и верила обетам,
И тщетно к милосердию взывала,

Надеялась: все будет как и прежде,
Все повторится снова, как бывало.

Душа! Ты — голубь, ты попала в сети,
Упала в бездну — в глубину провала.