Юлия Друнина - Метель

От вокзалов тянуло чадом,
Вдаль гудок паровозный звал.
Мы и жили почти что рядом,
Разделял нас один квартал.

В том московском районе старом
Каждый домик мне был знаком.
На Басманную часто, Клара,
Я ходила за молоком.

Ты напротив жила молочной,
Мы встречались не раз, не пять.
Если б знала я! Если б!.. Впрочем,
Что тогда я могла бы знать?..

Застенчивость. Тургеневские косы.
Влюбленность в книги, звезды, тишину.
Но отрочество поездом с откоса
Вдруг покатилось с грохотом в войну.
Напрасно дочек умоляют дома,
Уже не властен материнский взгляд.
У райвоенкоматов и райкомов
Тургеневские девушки стоят.
Какие удивительные лица
Военкоматы видели тогда!
Текла красавиц юных череда —
Казалось, выпал жребий им родиться
В пуховиках «дворянского гнезда».
Казалось, благородство им столетья
Вложили в поступь, в жесты, в легкий стан.
Где взяли эту стать рабочих дети
И крепостных праправнучки крестьян?..
Все шли и шли они —
Из средней школы,
С филфаков, из МЭИ и из МАИ —
Цвет юности, элита комсомола,
Тургеневские девушки мои!
И там тебя я видела, наверно,
Да вот запомнить было ни к чему.
Крутился времени жестокий жернов,
Шла школьница к бессмертью своему.
На нежных скулах отсветы пожара,
Одно желанье — поскорее в бой!
Вошла к секретарю райкома Клара
И принесла шестнадцать лет с собой.
И секретарь глядит, скрывая жалость:
«Ребенок! И веснушки на носу…»
Москва. Райком. Так это начиналось,
А в партизанском кончилось лесу…

Предсказывая близкую победу,
Уже салюты
Над Москвой гремят.
А здесь идут
Каратели по следу,
Вот-вот в ловушку
Попадет отряд.
Такое было
Много раз и ране —
Не первый день
В лесу товарищ Ким.
Но в ногу он
Шальною пулей ранен,
Ему не встать
С ранением таким.
«Всем уходить!» —
Приказ исполнят Кима,
И только ты
Не выполнишь приказ,
И будешь в первый раз
Неумолима,
И будешь ты такой…
В последний раз.
Ким все поймет,
Но, зажимая рану,
Еще попросит:
«Клара, уходи!»
Сжав зубы,
Девушка с пустым наганом,
Бледнея, припадет к его груди.
Потом,
Уже нездешними глазами
Взглянув в его нездешнее лицо.
Пошлет в эфир:
«Мы следуем программе» —
И у гранаты
Выдернет кольцо…

Никогда и никто
Разлучить нас
Друг с другом не сможет.
Нас война повенчала
В солдатской могиле одной.
Кто за право быть вместе
Платил в этом мире дороже?
За него заплатили мы
Самой высокой ценой.
Каждый год по весне
К нам сбегаются маки, алея
Полыхают тюльпаны,
Пионы сгорают дотла..
Ни о чем не жалею,
Нет, я ни о чем не жалею —
Я счастливой была,
Я счастливою, мама, была!

Уже смягчили
Боль десятилетья,
Лишь на Басманной
Так же плачет мать…
Шумят за окнами
Чужие дети,
Фронтовики приходят
Помолчать.
Еще доски мемориальной
Нету…
И все ж, пробившись
Через толщу лет,
Вдруг вспыхнуло звездою
Имя это
И в душах
Яркий прочертило след.

Неустоявшийся ребячий почерк —
Он от своей нескладности милей.
Обратный адрес:
«Полевая почта…»
О, как пахнуло ветром
С тех полей!
Жестокое дыханье урагана,
Орудья бьют наводкою прямой…
Девчушка пишет
Из Афганистана…

Скорее, дочка,
Приходи домой!

Как раньше себя украшали цветами
Те хиппи, которых мы страстно судили,
Так парни обвесились нынче металлом,—
Цепями, ключами и прочим утилем.

А хиппи осели в конторах, на фермах,
Воюют с наследником:
«Слишком патлатый!»
Те старые хиппи забыли, наверное,
Грешки своей юности чудаковатой…

Мне нравится брейк,
Этот бешеный танец!
Зря лясы и зубы блюстители точат.
К тому же прощаются здесь с животами —
А это немаленький плюс, между прочим.

Здесь, глядь, и душа не покроется жиром…
Блюстители!
Дела танцорам не шейте
(Ведь юность не может ходить по ранжиру!)
По поводу брейка, по поводу шейка.

Мой друг молодой!
Не теряйся, не мешкай —
Прекрасны неистовой юности танцы!
И смотрят на сверстников
С доброй усмешкой
Пришедшие прямо из боя «афганцы»…

Мне мальчики эти как братья,
Хотя и годятся в сыны.
Пусть я не бывала в Герате,
Они не видали Десны,
Где гибли десантные лодки
И, словно в мучительном сне,
Качались, качались пилотки
На красной, соленой волне…
Едва ли сумеют другие,
Не знавшие лика войны,
Понять, что теперь ностальгией
И вы безнадежно больны —
Что будете помнить отныне
Не то, как бросались в штыки,
А то, как делили в пустыне
Воды горьковатой глотки.
В Зарядье, в Кузьминках, на Пресне
Война постучится к вам в дверь,
И, может, покажется пресной
Вам жизнь «на гражданке» теперь.
Забудется ль солнце Герата.
Чужая родная страна?..
Острей, чем вода,
Для солдата
Уверенность в друге нужна.
Житейские ссоры-раздоры
Ничтожными кажутся мне…
Грохочут афганские горы,
Пилотки плывут по Десне…

Когда о гибели ребенка
Вдруг дикторский поведал глас
Казалось, будто похоронка
С полей войны догнала нас.

По небосводу
В черных тучах,
Под взглядом злых
И добрых глаз,
Саманта,
Звездочкой падучей
Ты над планетой пронеслась.

Умна,
прелестна,
необычна,
Душой и обликом светла.
Такой, наверно, Беатриче,
Такой Джульетта быть могла.

Но не о юношах влюбленных
Головка грезила твоя —
Ты размышляла о законах
И беззаконьях бытия.

От взрывов
Вздрагивали звезды,
И лазерный метался меч.
Саманта верила —
Не поздно
Земную колыбель
Сберечь.

Все выше
Ненависти башня,
Непонимания стена,
Но мы
Союзников вчерашних
Не забываем имена!

Плачет мрамор,
Нахмурилось небо…
Здесь, Саманта,
Во время войны
Бились асы
«Нормандии — Неман» —
Дон-Кихоты союзной страны.

Не сиделось
Тем рыцарям дома —
А могли
Отсидеться вполне…
Спят комэска,
ведущий,
ведомый
И Нормандию
Видят во сне.

Обелиски застыли сурово,
Охраняя усталых солдат.
Стиснув пальцы,
Французские вдовы
Рядом с русскими
Молча стоят.