Юлия Друнина - Метель

Что ж, хочешь остаться собою —
Держись
За место на крыше,
За право на жизнь
И будь безоглядною в драке:
Пусть хвост поджимают собаки.
Да, кошка гуляет сама по себе!..

А если тебе наломали бока,
Ты, их облизав,
Оклемавшись слегка,
Опять — королевой на крыши,
В подвалы, чтоб в панику мыши.
Да, кошка гуляет сама по себе!..

Не пригреешь —
Не укусит:
Так в народе говорят.
Как целителен, приятель,
Твой почти смертельный яд.

Хоть хорошего здесь мало —
Побелевшая стою,
Но от сердца оторвала
Там пригретую змею…

Хоть не носишь ты порты
И филфак окончил,
Пишешь почему-то ты
Не «теперь», а «нонче»,
Пишешь ты не «что», а «шшо»,
«Он хотит», «мы хочем»,
«Лепо» вместо «хорошо»,
Потрафляя очень
Другу-критику
С душой
До того кондовой,
Что он пепси
Ни за шшо
Не пригубит —
Слово!

Настоящий патриот
Самой высшей пробы,
Лишь «Российскую» он пьет,
Если нет «Особой».

Летом я жила в деревне
У старушки древней-древней
И казалась молодушкой
Рядом с этою старушкой.

Все хозяйка говорила:
«Мне бы да твои года!
Мужичка б приворожила
Симпатичного тогда».

Да, была я малодушной
Рядом с этою старушкой

В хатке-небогатке ейной,
Стал быть, на краю села,
Я теорию Эйнштейна
Наконец-то поняла!

Пожалуй, не так уже часто
Друзья нас в беде предают.
Но вот испытание счастьем —
Сложней получается тут.

Ты болен — примчатся в больницу,
Притащат домашний супец.
Но стоит тебе отличиться —
Всем дружеским чувствам конец.

И станут поглядывать косо,
Завидовать и обсуждать.
Вот если останешься «с носом» —
Вернут свою дружбу опять…

Талант — диковинная птица:
Лежал в пыли,
Вдруг в небо взмыл.
Не просто
С этим примириться
Тому, кто не имеет крыл…

А провожая долгим взглядом
Диковинную птицу ту,
Всем людям
Радоваться надо
За высоту,
За высоту!

Влюбленный в землю,
Он любил и небо,
Да так, что без него
Прожить не мог.
Но этот гений,
Этот полубог,
По мненью многих,
Мудрым вовсе не был.
И то сказать —
Творил бы в тишине,
Своим лишь, кровным,
Занимаясь делом…

Пилот Сент-Экс
На грянувшей войне
Был горячо
И леденяще смелым.

Он в небесах
Остался навсегда…
Гори в угрюмом космосе,
Гори,
Безумная и мудрая звезда
Пилот Сент-Экс,
Поэт Экзюпери!

В краю угрюмом, гиблом, льдистом,
Лишен семьи, свободы, прав,
Он оставался коммунистом,
Насилье высотой поправ.
Да, высотой души и чести,—
Пожалуй, «планки» выше нет…
Не думал о себе, о мести —
Лишь о стране в оковах бед.
Шел сорок первый — лихолетье.
О, как в штрафной просился он!
Не соизволили ответить,
Начальник просто выгнал вон.
И хмыкнул: «Во, дает очкарик!
Но только нас не проведешь!»
И тот ушел, в момент состарясь:
Еще бы! — в сердце всажен нож.
В бараке пал ничком на нары,
Убит, казалось, наповал…
Но разве даром, разве даром
Он власть Советов защищал?
И зря ли по нему разруха,
Как по окопу танк, прошла?
Сказал себе: «Не падать духом!
Нельзя сегодня помнить зла.
Обязан я забыть, что ранен,
Вперед обязан сделать шаг…»
Он на партийное собранье
Собрал таких же бедолаг.
Таких, как он, — без партбилета…
Подпольным, тайным был их сход.
(Эх, жаль, что протокола нету!)
И он сказал: «Настал черед
Нам позабыть обиды, беды,
Лишь помнить общую беду.
И думать только про Победу,
Как в восемнадцатом году.
Отсюда выйдем мы едва ли…
Но, братья, Родина в огне!
И в шахте, на лесоповале
Мы тоже нынче на войне.
Нам тяжелей, чем там , в траншее.
Но верю — час придет, поймут,
Что даже и с петлей на шее
Партийцами мы были тут.
Конечно, что быть может горше,
Чем слыть врагами в этот час?..»
А утром, на плацу промерзшем,
Не опускали зеки глаз.
И удивлялся их конвойный,
На пальцы мерзлые дыша,
Чем были, лес валя, довольны
Те, в ком лишь теплилась душа.
И почему, в полусознанье,
На землю падая без сил,
Все про какое-то собранье
Очкарик чахлый говорил…

Ни от чего не отрекусь
И молодых приму упреки.
Как страшно падали мы, Русь,
Прямолинейны и жестоки:
Ведь свято верили мальцы
В страде тридцать седьмого года,
Что ночью взятые отцы —
Враги страны, враги народа…

Я ни за что не отрекусь
От боевой жестокой славы.
Как бы с тобой взмывали, Русь,
В одном полете величавом!
Шли добровольцами юнцы
Туда, где Смерть дает медали,
Тогда казненные отцы
На подвиг нас благословляли…

Из джунглей, закрытых горами,
Из глуби кристальных озер
Таинственный мир яномами
Мне смуглые руки простер.

Бананы, табак, авокадо,
Сплошные, как стены, дожди.
Здесь племенем правят как надо
Одетые в перья вожди.

Здесь святы понятия чести —
Индейцы обетам верны.
Не знают ни лести, ни мести,
Красивы законы войны.

Затерянный мир Сурукуку,
Тропический девственный сад…
Мужчины стреляют из лука,
А женщины рыбу коптят.

Подумаешь — копья и стрелы.
К тому же в открытом бою…
Когда б они знали про белых,
Что землю взрывают свою!

Про братьев своих бледнолицых
Им лучше б вовеки не знать…
Сегодня железные птицы
Кружились над сельвой опять.

Тростник, маниока, бататы
Цвели, погруженные в сон…
И недра, на горе, богаты —
Поэтому рай обречен.

Проклятое время сурово —
Прощай, затянувшийся пир!
Бульдозеры с вонью и ревом
Ворвутся в затерянный мир…