Юлия Друнина - Метель

«Великий» —
Поэт называет поэта,
Но поздно приходит
Призвание это.
Великий не слышит,
Поскольку не дышит,
А если б услышал,
Ответил бы:
— Тише!
Могильная нас разделяет ограда,
Уже ничего, дорогие, не надо.
Спасибо, но поздно,
Простите, но поздно…

А небо так звездно,
А время так грозно…

Навек застыл
Над Белозерском тот,
Кто мальчиком
В жестокую годину
Вел свой пылающий КВ
На дот,
С горящим танком
Слившись воедино.

А мне терзаться,
В памяти храня,
Как трудно жизнь он
«На гражданке» прожил…
Не станет памятником
Для меня
Застенчивый, краснеющий
Сережа!

Виолетта Орлова, Вела —
Так Сергей тебя величал.
Получилось —
Недоглядела,
Навсегда опустел причал.
Налетел ураганный ветер
И поэта навек унес
В океан, что зовется
«смертью»,
А тебя —
В море вдовьих слез.
Быть вдовицею
Не хотела,
Если плакала —
По ночам…

Виолетта Орлова, Вела —
Так Сергей тебя величал:
Не сложила в бессилье руки,
А в работу,
Как в плуг, впряглась.
И в твоем фантазере-внуке
Проступает с поэтом связь.

Прорастают холмы травою,
В наступленье идет весна…
Зря тебя назвала вдовою:
Ты — жена,
Ты — навек жена.

От засухи травы поникли,
Идешь как по теплой золе…
Давно тебя нет, Вероника,
Любимый твой тоже в земле.

Могила затеряна где-то,
Почти что не издано книг —
А все же твой голос поэта
Пульсирует, словно родник.

И люди приходят напиться,
Когда им бывает невмочь…
Листает часы, как страницы,
Горячая южная ночь.

Цикады заходятся в крике…
Какой бы ни выпал маршрут,
Я знаю — меня к Веронике
Все стежки-дорожки ведут.

Пленительней не было стана,
Победнее не было глаз —
Багряна, Багряна, Багряна
Кометой по жизни неслась.
А в небе насупленном где-то,
Вселенную вызвав на бой,
Другая сияла комета,
Свой шлейф волоча за собой.
Все грады и все деревеньки
Тревогою были полны.
Случилось такое давненько —
До первой великой войны.
И встретились женщины эти —
Комета с Багряной опять.
Ничто не сумело на свете
Свиданию их помешать.
По-прежнему голос Багряны
Звучит через пропасти лет.
Сияние телеэкрана,
Стихов неслабеющий свет.
А в небе насупленном где-то,
Покинув наш дом голубой,
В другое столетье планета
Уносит свой шлейф за собой.

В Москве, в переулке старинном,
Росла я, не зная тогда,
Что здесь восходила
Марина —
Российского неба звезда.

А после, в гремящей траншее,
Когда полыхала земля,
Не знала, что хрупкую шею
Тугая стянула петля.

Не знала, что вновь из тумана
Взойдет, и уже навсегда,
Сгоревшая жутко и странно
Российского неба звезда.

Есть такой поселок —
Красная Пахра.
Там стучат машинки
С самого утра —
«Уголек» не просто
Выдать «на-гора»…
А «шахтеры» — впрочем,
Их зовут «писатели» —
Жизнь свою на эту
«До́бычу» потратили.
Тронешь чье-то сердце —
Сердце отзовется,
А иначе сгинешь,
Как бадья в колодце.
«Уголек» не просто
Выдать «на-гора»…

Только страшно стало
Мне в Пахре вчера.
Шла я по аллеям,
Где мне все знакомо,
Там, где в каждой даче
Я была как дома.
Где Твардовский?
Нет его.
Симонова нет.
В Лете
Антокольского затерялся след.
Где Кирсанов?
Трифонов?
Где Роман Кармен?

А закат над лесом —
Словно кровь из вен.
И «аборигенам»
В эти вечера
Призрачною кажется
Красная Пахра…

Не рвался
На высокие трибуны
И не мечтал
Блистать за рубежом.
Нет, не завидовал
Модерным, юным
Он — скромной гордостью
Вооружен,
Страдал.
Писал,
Не требуя награды,
За строчкой строчку.
Трудно. Не спеша.
В тени…
В нем билось
Сердце Ленинграда,
В нем трепетала
Питера душа.
Он помнил —
Пушкин,
Достоевский,
Ленин
Дышали белым маревом Невы…

Седой поэт,
Застенчивости пленник,
Идет, не поднимая головы.
В президиум
В последний ряд садится,
Потупив близорукие глаза.
И освещаются невольно лица,
И благодарно замирает зал,
Когда поэт выходит на трибуну,
Когда берет, робея, микрофон,
И далеко запрятанные струны
Невольно в душах задевает он.
Мы снова верим,
Что в наш век жестокий,
Который всяким сантиментам чужд,
Еще становятся бинтами строки
Для раненых, для обожженных душ.

Сборник свой
Иногда листая,
Вдруг задумывается поэт:
Эти строки,
За стаей стая,
Вылетают на белый свет.

Есть стихи —
Как родные дети,
Есть — как пасынки.
Только мне
Быть за тех
И других
В ответе,
А за пасынков —
Так вдвойне…

Он застенчив и сдержан,
Ты болтлива, резва.
Он — хорошая музыка,
Ты — пустые слова.
Как случилось, что вроде
Мило смотритесь вместе?
Не словами — мелодией
Покоряет нас песня…

Много званых,
Да избранных мало.
Храм Поэзии…
Скольким ты,
Жизнь,
Корежила и ломала,
Тем, кто крепче меня,
Хребты!..

На войне,
Право, было легче.
Яда подлости
Я страшусь.
Чем ничтожнее человечек,
Тем противней его укус.

На войне
Все казалось проще.
Если надо —
Идешь в огонь.
Лучше
Пули зловещей росчерк,
Чем подметных посланий вонь.

«На гражданке»
Я жестче стала…
Храм Поэзии —
Полон он.
Много званых,
Да избранных мало.
Колокольный глушит трезвон.

Надо гнать
Торгашей из храма —
Но попробуй-ка
Изгони!
Нахлебаешься… скажем, срама,
И затопчут тебя они.

Только нам
Не к лицу сдаваться,
Отступать,
Брать слова назад —
Тем, кто шел на войну
В шестнадцать,
Странно трусом стать
В шестьдесят…

«Быть лейтенантом
Надоело мне»,—
Сказал товарищ
Жестко и устало.
«Все пули — нам
(Не только на войне!),
Давно пора в генштабы,
В генералы».

Мой лейтенант!
Я понимаю вас —
По службе, знаю,
Надо продвигаться.
Но часто думаю:
Наш звездный час
Пробил тогда,
Когда нам было
Двадцать…