Елена Соловьева - Маргарита едет к морю

– Еще он не просчитал, – подхватил Че, – как сильно связан с Валеркой. И какую колоссальную энергию этот мальчик может сконцентрировать, когда мучители в очередной раз припрут его к стенке. В самопожертвовании есть огромная сила, просто огромная. Чары Блаумона рухнули, и тебя выкинуло туда, где ты находилась, когда стала призывать Валерку. Не знаю, до конца ли разделался мальчик с машиной, но тебя, Марго, он однозначно спас. Твой Валерка оказался настоящим героем. Прости, что мы ему не доверяли!

Непрошеные слезы навернулись на глаза девочки. Почему-то она вспомнила скалу Каламиту и надпись на скромном памятнике, увенчанном красной звездой: «Пулеметчику Дмитриченко, героически погибшему 2 мая 1942-го, прикрывая отход раненых, женщин и детей». Теперь эти слова стали ей гораздо понятнее. Да что там – они теперь отзывались в ее душе какой-то гулкой болью.

– Так, значит, он настоящий герой, – спросила она у Че, – а не как ты это называешь… «условный»?

– Что ты, милая, – Че протянул Марго носовой платок, – тот, кто жертвует собой ради спасения другого, – всегда герой. На какой бы войне подобное ни случилось, и на чьей стороне он бы ни воевал.

– А правду Витхольц говорил, – Маргарита старательно вытерла платком глаза, – что война никогда не умирает и при любом удобном случае обязательно разгорается вновь?

– Мне иногда кажется, Марго, – ответила Корица, – что война – это не что-то внешнее. Не то, что вдруг обрушивается на человека. Ее зародыши или семена есть в каждом. Главное – не дать им прорасти. В первую очередь в самом себе. Вот смотри, – она поправила на ноге девочки бинт, – в борьбе за роль на сцене ты уже понесла первые потери. Какими будут твои ответные действия? Подсыплешь толченого стекла в грим Анжелики? Или попытаешься сесть с ней и ее мамой за стол переговоров?

– Не знаю, – пожала плечами внучка, – эта роль ведь сразу была ее, она о ней мечтала, я – нет. Если бы Анжелика тогда не кричала, а просто вежливо попросила, я сама бы отказалась. И даже, наверное, если бы сама очень хотела играть – отказалась бы тоже. Потому что по справедливости Анжелика все равно была первая. А сейчас я не знаю… Здороваться с Анжеликой мне не хочется. Просто перестану ее замечать на какое-то время. И потом… – Маргарита запнулась, – мне кажется, Анжелике сейчас самой неудобно. Мне кажется, причинять кому-то боль так больно. Валерка очень боялся, что направил смертельный луч на ту девочку…

– Ну знаешь, Маргарита, ты по себе-то людей не суди, етишкин кит. – От воды с полным мешком мидий вернулся на площадку капитан Карпо. – Так они с матушкой и раскаялись, как же! Но есть справедливость на земле…

– Что ты имеешь в виду, дядя Карпо? – подняла на него заплаканные глаза Маргарита.

– Пусть Чертополох расскажет! – ухмыльнулся тот в усы.

– Уж не знаю, как такое случилось, принцесса, – развел Че руками, – когда Анжелика вместо тебя на сцену выпорхнула и стала реплики подавать, у всех сложилось впечатление, будто она-то и есть самая главная героиня. И что только ее все и ждали. Умеет барышня на себя внимание переключить!

– За счет других, ни с кем не считаясь! – перебила его Корица.

– Потому что реплик там было совсем не пять, как задумывалось по сценарию, а гораздо больше. Видимо, они с мамой роль досочинили. Остальные артисты просто оторопели! Как могли подыгрывали, чтобы спектакль не сорвать и сгладить ситуацию. Даже Егор себя опытным артистом проявил. Но вот монтировщик-то, который должен был в эпизоде с лягушкой и затемнением люк открыть, куда Сева и Егор спускаются, не в курсе задержек был. Он люк в точно обозначенное время на сцене открыл, и осветители затемнение точно по расписанию дали, а Анжелика так разыгралась, что со всем пылом в этот люк и ухнула. Зрители-то ничего не заметили, слава богу, а она, бедняжка, ногу сломала.

– Нехорошо так говорить, но поделом, етишкин кит!

– Ну и Александр Васильевич себя наконец-то должным образом проявил, – заметил Че. – Как мужчина, я считаю. И мудрый руководитель. Когда Дедык-Крюкова, отправив дочь в больницу, очередной скандал устроила, объявил ей об увольнении. Так что они сегодня вместе с загипсованной Анжеликой чемоданы пакуют. Никакого им больше солнца, моря и белого портового города! А тебе, Марго, нужно срочно поправляться и играть! Через три дня снова «Эхо войны», к тому времени твои ранки на ступне окончательно подживут.

Не заметив на лице внучки особой радости, Корица нежно ее обняла и прошептала на ухо:

– Так легче, девочка моя, работа спасает в любой критической ситуации. Вот увидишь.

Непрошеные слезы опять закапали из глаз Маргариты.

– Ничего, – снова протянул ей носовой платок Че, – главное, со своей внутренней маленькой войной ты разделалась. И в душе у тебя нет злости, которая – я в этом глубоко уверен – даже если и справедливая, в первую очередь сжигает ту душу, где поселилась. Если бы все могли подавить свою маленькую войну в зародыше! А то у Витхольца его самолюбие и тщеславие разрослись до целого Блаумона. Думаю, в первую очередь, именно самолюбие и тщеславие, остальное – про фамильную наследственность и великую идею – уже просто слова. Хотя иногда эти семечки войны могут под вполне благородными личинами прятаться. Например, в Германии все началось с гипертрофированного чувства любви к своей родине и доказательства того, что немцы, истинные арийцы, – люди первого сорта…

– Да уж, – опять поежилась Маргарита, – вторым сортом быть совсем неинтересно…

– Следи за собой, будь осторожен! – фальшиво пропел капитан Карпо, водружая на маленькую переносную горелку сковородку (чего только в бездонном багажнике его джипа, как и в саквояже Че, не было!). – Мне тоже надо этому учиться, етишкин кит! А то как начну спорить с кем-нибудь! Раскочегарюсь и уж готов бываю кулаки в ход пустить! Как ты думаешь, Георгий, неспособность услышать другого – это тоже семена войны?

– Безусловно! – важно ответил песик. – Я вот с уважением отношусь к вашей всеобщей любви к жареным мидиям, хотя сам никогда их пробовать не стану!

– Это ты зря, Георгий-сан! Что может быть вкуснее белого вина и только что выловленных мидий, приготовленных прямо на берегу? – Карпо со стуком вывалил на сковородку первую порцию моллюсков.

Солнце палило. И Маргарита, которая из-за забинтованной ноги сегодня не купалась, глубже забралась под тень тента. Корица, Че и песик отправились в море освежиться. Девочка рассеянно достала из рюкзака планшет. Слезы снова подступили к ее глазам – ведь Валерки теперь там точно нет. И вдруг по экранчику пробежал слабый синий сполох. Гнусавый голосок пропел «Первый девчачий, второй поросячий», но подавился, булькнул и замолчал. Марго судорожно накрылась с головой плотным махровым полотенцем, чтобы экран не отсвечивал. Слезы немедленно высохли, сердечко быстро-быстро забилось. Она различила очертания подземного зала, как если бы его освещал слабый голубой свет.