Эрин Джой - Бастард. Боги сумрака

Забытые земли хранят королевства

Вокруг только пустошь и водная гладь.

Там север и юг оставляют в наследство,

Там может отец против сына восстать.

Забытые земли не знают законов,

Там мертвая кровь смешала с живой.

Там Рысь Ледяная сцепилась с Драконом,

Противник из сумрака дышит войной.

Забытые земли тонут во мгле,

Там черная магия тянется к власти.

Пять королевств превращаются в склеп,

Там мертвые псы оскалили пасти…

Тишина. Могильная. Холодная.

Она окутала безмолвием лес и всех тварей, скрывающихся в про́клятой чаще. Морозная февральская дымка колючей пеленой осыпалась на кроны деревьев, ледяным языком облизала болото, покрыв зловонную топь коркой льда. В замерзших водах отражался неживой, мертвецки-бледный свет полной луны.

Время пришло.

Громкий, надрывистый женский крик. Словно вырванный из груди. Он рассек ночную тишину, обратил к себе головы дремлющих сов, разбудил стаю волков, оскалив их пасти. Крик, цепляясь за мерзлую почву земли, пробрался к болоту, хлестко ударил по кромке льда. Стекловидная масса раскололась. Тонкая паутина трещин расползлась по замерзшей глади.

– Черт бы ее побрал!

– Может уедем, а? Королю Кро́десу скажем – мертвого родила…

– Хеврик, тебе башка на плечах тяжела стала? Если без дитя вернемся в замок, наши головы пойдут на обед в псарню.

– Вдруг она откинулась. Притихла что-то. Пойди глянь…

– Сам иди! Глаза б мои эту ведьму не видели!

Молодой гвардеец подошел к лачуге и, переминаясь с ноги на ногу, остановился у порога, Перекрестился. Костяшками пальцев постучал в полусгнившие двери.

– Эй, ты жива там?

Ответа не последовало.

Парень набрал полные легкие морозного воздуха. Выдохнул, выплевывая клубы теплого пара, и открыл дверь. Противный скрип царапнул слух. В самом углу у камина, кутаясь в звериные шкуры, сидела девушка. Мокрые черные волосы облепили ее бледное лицо, капли пота стекали по шее. К обнаженной груди она прижимала новорожденного младенца, сморщенного и красного, как печенное яблоко. Окровавленные простыни плавали в деревянной миске. Бордово-мутная вода вперемешку с черными сгустками слизи переливалась через края, растекаясь по полу.

Парень, прикрывая рот рукой, еле сдерживал рвотные позывы. Его язык обволок страх, отвращение и брезгливость, он не мог вымолвить ни слова. Что-то мямлил, заикался, забыв членораздельную речь.

– Это Мо́ртем. Мой сын. Сын короля Кродоса и будущий правитель пяти королевств! – улыбалась чародейка, смотря на ребенка.

Гвардеец набрался решимости и взглянул на младенца. Дитя размахивало пухлыми ручонками, щурилось, жадно глотая воздух.

Он брезгливо взял младенца, и на вытянутых руках вынес его из лачуги. Второй гвардеец тут же подскочил, впиваясь взглядом в маленького бастарда.

– Покажи! Уродец небось?

– Это обычный ребенок, Хеврик! Или ты думал копыта вместо ног у него?

– Признаться честно, ожидал чертовщину узреть, но это и к лучшему, что дитя человеческий облик имеет. Поехали с этого мрачного места, не по себе мне здесь…

Гвардейцы уложили дитя в небольшую крытую бричку, оседлали коней и покинули про́клятый лес.

Северные земли Шоугардена. Неверберг.

Король Кро́дос наматывал круги по своим покоям. Ночь выдалась для него невыносимо длинной, бесконечной и гнетущей. Ни вино, ни сытная вечеря перед сном не уморили его. Ожидание длилось слишком долго – девять месяцев и семь дней. За это время он постарел, поседел и исхудал. Королева Элана не разговаривала с ним, не пускала в комнату к маленьким дочерям. Стены замка пропитались слухами и сплетнями. За каждым углом обсуждали Кродоса. Осуждали Кродоса. Считали его обезумевшим, приписывали королю связь с самим дьяволом.

Ему пришлось хорошо заплатить преосвященству Умфрэю – архиепископу святой церкви, за молчание. Ибо тот, узнав о замыслах короля, люто протестовал. Собирал неоднократно сборы в Красном зале, созывая всё аббатство. Умолял Кродоса отказаться от задуманного, но правитель был непреклонен. Пригрозив церкви жестокими ограничениями власти, король добился своего. Головы склонили. Рты закрыли. Бастард будет принят и титулован, признан истинным и законным сыном Кродоса и его жены Эланы. Те, кто посмеют развязать языки за пределами северных земель и обнажить тайну – ждет неминуемая казнь.

Как он осмелился смешать свою кровь с колдовской?

Отчаяние? Безумие? Проклятие?

Двадцать пять лет Кродос правил севером на Забытых землях. Бредил, что однажды все пять королевств склонят свои головы перед ним. Вцепившись в восточные земли Дортрайма, он сумел урвать не малый кусок территории, принеся за собой не только морозный воздух севера, но и реки крови. После этой войны молодого короля обвенчали Палачом из северных земель.

Следующий удар ледяного кулака Кродоса ощутил Ривбран – королевство, где даже воздух был пропитан магией. Король долго пытался склонить правителя колдовских земель на свою сторону. Предлагал присоединиться к северу, желая заполучить сильного союзника в лице Шэ́рбрука – мага, но тот трижды отказывал Кродосу. И когда знамя севера поднялось над Ривбраном – король, победоносно сжимая в руках окровавленный меч, на время отошел от военных дел.

После победы над Ривбраном его поработили навязчивые мысли о наследнике. Он почувствовал себя ничтожным. Жалким и убогим. Кродос не мог спать и есть. Не мог избавиться от внутреннего голоса, что шептал ему о … сыне.

После пяти лет бесплодных попыток, королева Элана родила ему первенца – прекрасную дочь Мицарель. Кродос немного успокоился, но ненадолго. Дочь он не посадит на трон, не вложит ей в руку меч, не пойдет на войну под одним знаменем. Спустя год королева разродилась второй раз, принеся северному королевству еще одну девочку – Северину. Роды были тяжелыми. Болезненными. Последними. Королевская повитуха принесла недобрую весть: «В чреве госпожи больше не зародиться жизнь, государь. Мне жаль» – эти слова прозвучали для короля, как приговор.

В тот день он много пил, а после отправился на охоту, прихватив с собой лишь оруженосца – мальчишку Родрига. Они долго бродили по лесу в поисках дичи, пока совсем не стемнело. Сбившись с тропы, уставшие и изможденные – они набрели на старую лачугу, запорошенную снегом. Лютая вонь просачивалась из хижины. Дымоходная полуразвалившаяся труба выплевывала клубы смрадного дыма, который застревал в горле, вырывая удушливый кашель. Они хотели обойти смутное жилище, но мороз прогрызал до костей.