Томас Томас - Маска Локи

– Я сейчас соберусь.

Элиза : Доброе утро. Элиза 536, Объединенная психиатрическая служба, Грейтер Босваш Метрополитен. Пожалуйста, считайте меня своим другом.

Гарден : 536? А куда делся голос, который разговаривал со мной раньше?

Элиза : Кто вы?

Гарден : Том Гарден. Я разговаривал с Элизой – одной из Элиз, вчера утром.

(Переключение. Ссылки; Гарден, Том. Переадресовка 212.)

Элиза : Привет, Том. Это я – Элиза 212.

Гарден : Ты должна помочь мне. Один из этих незнакомцев пытался меня убить. На сей раз – ножом. Он бы меня прикончил, если б не появился какой-то араб и не убил его. Так что мы с Сэнди живы, а труп валяется в моей старой квартире.

Элиза : Ты хочешь, чтобы я уведомила полицию или другие органы власти? Они могут защитить тебя и опознать тело.

Гарден : Нет! Единственное, что они могут, – это болтать языком. На этот раз меня, пожалуй, задержат за убийство.

Элиза : Но если ты все обоснованно объяснишь, тебе нечего опасаться.

Гарден : Слабовато для психолога. Что касается закона и его исполнителей, тебе следует подучиться.

Элиза : Отмечено, Том… Кто это «Сэнди»?

Гарден : Мы с ней живем. Вернее, когда-то жили.

Элиза : Где вы теперь?

Гарден : Направляемся на юг.

Элиза : На юг? На юг откуда? Из какого района Босваша ты звонишь?

Гарден : А ты что, сама не можешь определить?

Элиза : Для оптической связи тысяча километров все равно что тысяча метров. Пока ты не наберешь код вручную, я не способна определить, где ты находишься.

Гарден : Мы в Атлантик-Сити, на побережье.

Элиза : Пока – в пределах моей юрисдикции. Но куда вы направляетесь?

Гарден : Я не могу сказать этого по телефону.

Элиза : Том! Это оптическая связь. Моя информация защищена законом от 2008 года и имеет статус врачебной тайны, как и у обычных докторов. Даже более строгой, поскольку я не запрограммирована на разглашение содержимого файлов. Есть специальные коды для каждого блока данных. Сказанное тобой не узнает никто – это входит в контракт.

Гарден : Хорошо. Мы собираемся на один из внешних островов Северной Каролины. Гаттерас, Окракок – один из них.

Элиза : Это… технически вне моей юрисдикции. Я не могу тебя переубедить? Конечно, ты сможешь звонить и оттуда, но с моей стороны будет незаконным принять вызов и выполнять функции по универсальному медицинскому соглашению.

Гарден : А что, если бы я просто находился в командировке и почувствовал необходимость поговорить с тобой?

Элиза : В этом случае можно вызвать местную Элизу. В Каролине это функция Среднеатлантической медицинской системы. Если ты вызовешь меня, я смогу разговаривать с тобой только в пределах кредитного соглашения, автоматически подтверждающегося, когда ты идентифицируешь себя, прикладывая большой палец к опознавательной пластинке. Но тебе не следует самому платить за мои услуги. Это очень дорого.

Гарден : Предположим, я должен сообщить тебе номер моей кабинки.

Элиза : Зачем?

Гарден : Только затем, чтобы подтвердить, что я действительно звоню из района Босваша. Разве несколько переключений на линии не выдадут мою ложь?

Элиза : Конечно, нет, пока я не инициирую сравнение твоего сообщения со спецификациями кабины. А я, вероятно, этого делать не буду.

Гарден : Вот это да, Элиза! Ты только что сообщила мне, как обойти твою собственную систему. Интересно… Почему ты так настаиваешь на том, чтобы поддерживать со мной связь?

Элиза : При первом разговоре ты сказал: «Какие-то люди пытаются проникнуть в мою жизнь, чтобы… вытеснить меня». Я запрограммирована на странности и хотела бы узнать об этих людях побольше.

Гарден : Я вижу сны.

Элиза : Все видят сны, и многие способны их вспомнить. Это неприятные сны?

Гарден : Нет, не всегда. Но они слишком реальны. После пробуждения они иногда приходят ко мне, когда я играю.

Элиза : Это сны о других людях?

Гарден : Да.

Элиза : А ты в них присутствуешь?

Гарден : Да, я присутствую в них или, по крайней мере, ощущаю себя там, но не думаю, что мое имя Том Гарден.

Элиза : И кто же ты?

Гарден : Первый сон начался во Франции.

Элиза : Это произошло тогда, когда ты был там?

Гарден : Нет. Сны начались позже, после путешествия. Но первый был о Франции.

Элиза : Действие происходило в тех местах Франции, где ты путешествовал?

Гарден : Нет, я там никогда не был.

Элиза : Расскажи мне свой сон с самого начала.

Гарден : Я ученый, в черной пыльной мантии и академическом колпаке из голубого бархата. Этот колпак – моя последняя роскошь…

…Пьер дю Бор почесал под коленом и почувствовал, как перо попало в дыру, проеденную молью в шерстяном чулке. Шелк был более модным и к тому же более прочным. И куда более дорогим, чем мог позволить себе молодой парижский студент, надеющийся получить степень доктора философии.

Тем более в это бурное время. Народ разбужен, Национальное собрание заседает почти непрерывно, короля Людовика судили и приговорили к смерти. Многие люди – со вкусом, умом и деньгами – уехали. А те, что остались, слишком бедны, чтобы доверить образование своих сыновей и дочерей Пьеру дю Бору, академику.

Нищему академику.

Пьер обмакнул перо, чтобы записать новую строку, но остановился, перечитывая написанное. Нет, нет, все не так. Его письмо гражданину Робеспьеру было неуклюжим, сумбурным и наивным. Он страстно желал получить пост в правительстве, но боялся попросить об этом прямо. Потому, не имея ни опыта, ни административного таланта, Пьер ограничивался прославлением свободы и одобрением решения Национального собрания о казни Людовика, хотя, согласно идеалам Робеспьера и других монтаньяров, в новой Франции не будет места рабству, имущественному неравенству и неправедному суду – во всяком случае, так говорилось в их памфлетах, разбросанных по всем канавам. И не подобало Пьеру дю Бору восхвалять цареубийство перед такими гуманными идеалистами-законодателями.

Он потянулся за свечой. Подсвечник, украшенный кристаллическими подвесками, Клодина выменяла у белокурой гугенотки, жившей этажом ниже. Когда Пьер дотронулся до подсвечника, что-то впилось ему в палец – кристалл.

– А-а-а! – Боль затопила его, проходя по нервам через запястье, локоть и дальше, вверх по руке. Уставившись на порез, Пьер увидел, как набухает капля крови. – Клодина! – Он раздвинул края раны, чтобы проверить, насколько она глубока, и капля крови упала на письмо, окончательно все испортив. Пьер сунул палец в рот. – Клодина! Принеси ткань! – крикнул он.