Вадим Чирков - Зажги звезду. Рассказы о красных следопытах

Как хочется увидеть тебя, моя дорогая Марийка, как хочется обнять. Если у нас есть кто, а этого я очень желаю, пусть сын, пусть дочь, поцелуй и за меня…

Милая моя, от радости я даже не нахожу слов.

Мне пока писать не надо, потому что нет еще адреса. Я сообщу, когда будет можно. Если ты ждешь меня, не забываешь, то скоро встретимся.

А теперь — до полного разгрома врага! До полной Победы над фашистами!

Целую, твой Николай».

«Это письмо Николая, — писала следопытам Мария Петровна, — покажется странным людям нашего времени. Оно и мне тогда показалось странным, но потом я все поняла. Самолет Николая был сбит далеко от фронта, он был ранен и, видимо, взят в плен, где и пережил те лишения и издевательства, о которых только упомянул. Из плена наверняка бежал и добрался в конце концов до своей части. Но во время войны к людям, побывавшим в плену, относились настороженно, даже, можно сказать, жестко. Кто знает, не стал ли агентом абвера советский летчик, два года пробывший в немецком плену?»

«Здравствуй, моя любимая! Здравствуй и ты, мой сын Валерий!

Милая, сколько радости получил я, когда прочитал твои письма. Одиннадцать писем! Читаю и перечитываю…

Марийка, подруга моя, как я Горжусь тобой! Сколько ты перенесла всего, сколько пережила. Вырастила нашего сына и ждала меня, хотя все говорили тебе о моей гибели. Как благодарить тебя? Скажу одно: даже смотря в лицо смерти, я вспоминал тебя…

Сейчас вы с сыном далеко от меня. Между нами Днестр, поля и степи, города и села. И столько времени, столько месяцев и дней! Но в моей памяти все та же картина — моя горящая машина, удар о землю, ушибы, перелом, беспамятство…

Марийка, ты пишешь, что не хочешь видеть меня выжившим за счет кого- то. Нет, Мария, я не такой. Вот тебе правда: закрывая других, я подставил себя — а где? За несколько сот километров от своих.

Милая, если буду жив, если встретимся с тобой, все расскажу, ничего не утаю от тебя.

Все будет в свое время.

Читал твои письма друзьям, они восхищаются тобой. Говорят: это настоящая жена и настоящий друг».

«Была и еще весточка от Николая, короткая: «Марийка, я получил самолет! Я снова лечу, я снова в небе, мне снова верят!» Это письмо пришло из Молдавии, с берегов Днестра. А за ним… за ним я получила извещение: «…Сообщаем Вам, что Ваш муж Макаров Николай Иванович, в боях за социалистическую Родину, верный воинской присяге, погиб смертью храбрых…»

Не довелось Николаю дожить до Победы. Сердце его горело ненавистью к фашистам, разрушившим наше счастье. Ведь он так и не увидел своего сына, и сын не увидел отца.

Ему было 27 лет, когда он погиб. Он так хотел жить — и он имел право на жизнь после того, что вытерпел, что вынес на своих плечах за два года плена…

Мне дважды пришлось пережить потерю дорогого человека. Не опишешь словами того горя, что я испытала, и горечи слез не передашь ничем, и черноты того отчаяния, которое наваливалось на меня по ночам…

Но были у меня и радости. Первая — сын, который пошел путем отца. Валерий всегда помнил о нем, фотография отца висела в его комнате — та, которую вы видели, в летчицком шлеме, в комбинезоне.

И еще. Как-то приехал к нам товарищ Николая. Жаль, я запомнила только его фамилию: Гусев, и то, что он то ли из Тулы, то ли из Тульской области. Было это давно, я и не знала, что больше не увижу его. Гусев был вместе с Николаем в плену. Он немного рассказал нам о пребывании их в немецких концлагерях, об их побегах, поимках, пытках, рабском труде — бесконечной цепи страданий и надежд. Почему-то он упоминал генерала Карбышева — что его пример вдохновлял их на жизнь. Но особенно важно было для меня услышать, что… «Николаю надо поставить памятник — это слова Гусева — за его неисчерпаемое мужество и русскую гордость». Говорил, что оба они в свои 27 лет были седые…

Мы с Валерием благодарны вам за все, что вы сделали для нас, и особенно за то, что отвели место в вашем музее для памяти о Николае Макарове, погибшем над вашим селом, похороненном в вашем селе…»

Таких судеб было немало в те тяжкие для страны годы.

В 1941 году фронтовой корреспондент «Красной Звезды» поэт Константин Симонов написал стихотворение, которое стало известно всем в стране — тем, кто воевал, и тем, кто ждал. Оно было о самом главном:

В письме Марии Петровны ребята нашли строчку «Я умела ждать», — она из этого стихотворения.

Наверняка знал его и Николай Макаров.

Оно было песней обоих в черные дни и ночи разлуки:

— Что же пережил Николай Макаров за те два года, о которых сказано в его письме всего несколько слов? — Этот вопрос задавали себе следопыты села над Днестром.

В письмах тех лет нельзя было говорить о том, что могло оказаться военной тайной.

Военной тайной было пребывание в немецком плену раненого советского летчика. Не подлежала разглашению проверка его после плена. А проверка была суровой.

Но, судя по тому, что Макарову снова доверили боевой самолет, он прошел проверку.

Значит, и в плену советский летчик вел себя достойно.

Но кто может об этом рассказать? О немецком концлагере и побеге оттуда, о том, как патриоты были пойманы, что испытали, что выдержали — кто об этом расскажет?

Пока только Гусев, товарищ Николая Макарова по плену, который много лет назад заходил к Марии Петровне.

Он говорил тогда, что их вдохновлял пример Карбышева.

Личный пример или только слухи о нем?

Генерал-майор Карбышев с начала войны находился в немецких концлагерях. В каких?

Книжка Евгения Решина «Генерал Карбышев» ответила следопытам на вопрос: шталаг-324 у польского города Острув-Мазовецки, Замостье, офлаг XIII-Д близ немецкого города Хаммельбурга, тюрьмы Берлина, Бреслау, Нюрнберга, лагеря уничтожения Флоссенбург, Майданен, Освенцим, Заксенхаузен, Маутхаузен…

В офлаге XIII-Д Николай Дмитриевич Карбышев написал знаменитые «Правила поведения советских людей в фашистском плену». Восьмой пункт этого кодекса чести советского человека гласил: «При первой возможности совершать побеги из плена».

Карбышев сам комплектовал группы побега.

Может быть, он и напутствовал в одну из ненастных ночей сорок четвертого года решившихся на побег храбрецов, среди которых был и летчик Николай Макаров?