Вадим Чирков - Зажги звезду. Рассказы о красных следопытах

Узнали, что мало кто остался в селе к тому времени — бежали от бомб и снарядов, рвущихся на улицах, в огородах и во дворах домов. А двадцать сельчан, попавшихся на глаза гитлеровцам, были схвачены и расстреляны недалеко от церкви.

И все же нашлось несколько человек, не покинувших родной дом. Отыскала их словоохотливая Вера Котец.

Арсений Васильевич Котец, Прасковья Ивановна и Лидия Семеновна Чебан прятались в погребе и видели, как закружилась в небе самолетная карусель, когда там появился советский разведчик. Четыре немца были против одного нашего.

Разведчик загорелся, стал падать. Все ниже и ниже… Задел крылом крышу, рухнул в огород, сломав ограду. Над самолетом взвилось пламя. Как ни страшно было людям, сидевшим в погребе, они выскочили, увидели выброшенного ударом самолета о землю пилота. Он был мертв. Одежда на летчике дымилась. Оттащили от огня, стали забрасывать машину землей.

Чтобы мертвый не достался немцам, похоронили его, не успев даже вынуть из кармана документы…

Было это, кажется, как раз 24 июня — солнце в этот день поворачивало на урон, за что и прозвали его в народе солнцеворотом.

Неужели Арсений Васильевич, Прасковья Ивановна и Лидия Семеновна видели последний бой Николая Макарова?

В письме к Марии Петровне следопыты попросили фотографию летчика. А когда пришел ответ, понесли фото очевидцам боя. Как и полагается, показали несколько фотографий.

И люди указали на Николая Макарова — это его они хоронили 24 июня, в день солнцеворота!

Можно было писать Марии Петровне о том, что могила ее мужа найдена. Но это только начало открытий.

Вдова погибшего над Спеей летчика приехала в Молдавию вместе с сыном Валерием Николаевичем, который родился в 1942 году. Сейчас он инженер-полковник авиационных войск.

Встречали гостей чуть ли не всей школой, и жители села пришли встретить родных летчика. Толпой двинулись к тому двору, что стал в 1944 году его могилой. Хозяева дома повторяли свой рассказ — теперь уже всем, — и старики кивали головой, подтверждая, что все было так.

Они говорили, как боялись бомб и снарядов, как шныряли по селу немцы, как раздались вдруг крики людей, а потом автоматные очереди. Как загудели в небе самолеты и застучали пулеметы.

И еще — как падал самолет: вздрогнула земля от близкого удара и посыпалась на их головы. Они испугались, что погреб обвалится.

Потом услышали треск огня, а запах гари занесло даже к ним, в подвал.

Снова и снова рассматривали фотографию летчика — в летной шапке и комбинезоне, передавали из рук в руки и кивали, кивали головой:

— Он, он… конечно, он.

Фотографию теперь хотели увидеть все. Вглядывались в нее, словно желая увидеть еще что-то в лице летчика, кроме суровости, кроме прямого взгляда и твердых губ.

Мария Петровна и ее сын стояли на том месте, где сорок лет назад похоронили дорогого им человека.

Через неделю после отъезда гостей ребята получили из Москвы пухлый конверт.

«Вы просили меня рассказать о Николае Ивановиче Макарове. Я тогда никак не могла собраться с силами, только сейчас усадила себя за письмо.

Дело в том, что я хоронила своего мужа дважды…

Но вернусь к самому началу. Родился Николай в 1917 году в городе Калинине в большой семье рабочего мельницы. Были у него братья и сестры, было нелегкое детство — ровесник Октября, он вместе со страной пережил все трудности ее пути.

После школы Николай пошел в авиационное училище гражданской авиации — вся страна тогда поднималась на крылья вместе с Валерием Чкаловым, Георгием Байдуковым и Александром Беляковым, которые в 1936 году совершили беспосадочный — первый в мире — перелет: Москва — Северный полюс — США.

Окончил училище и поступил в Высшее авиационное училище в городе Азове. После него вернулся в Калинин и летал на пассажирских самолетах.

В начале 1940 года осуществил свою давнюю мечту — поступил на курсы военных летчиков. Перешел в военную авиацию и был направлен в Закавказский военный округ. Стал командиром звена.

В январе 1941 года я приехала к нему, и мы поженились.

Пришел июнь сорок первого. Николай получил отпуск, и мы решили, что проведем его в Калинине — я хотела познакомить Николая с моими отцом и мамой. Билеты были куплены на 21 июня. Мы собирали вещи…

Но вдруг пришел посыльный из штаба и сказал Николаю, что отпуск отменяется, его срочно вызывают в часть. Николай уговорил меня поехать в Калинин одной, пообещав догнать в дороге.

— На одной из остановок войду в купе — вот удивишься!

Посадил в поезд, был веселый… А когда поезд тронулся — бежал за ним долго и плакал…

Видно, чувствовал, что больше не встретимся.

А днем 22 июня, приехав в Тбилиси, я узнала страшную весть: война.

С большим трудом добралась я до Калинина — по дороге наш поезд без конца бомбили фашисты.

А Николай с первого дня войны был на фронте. Летал на четырехмоторном бомбардировщике. До февраля 1942 года я получала от него письма, где он сколько мог рассказывал о боевых делах. Небо войны было не менее опасным, чем земля, на которой рвались бомбы и снаряды.

Не могу вспомнить дату получения последнего письма, но знаю, что в феврале писем от Николая уже не было. 10 февраля я получила извещение, что он пропал без вести при выполнении боевого задания, а 11-го я родила сына, которого назвала Валерием.

Вот и стала я вдовой в 23 года…

Шла война, жить было очень тяжело, трудно было растить одной сына. Но особенно тяжко было думать, что Николай погиб, не узнав даже, что у него родился сын.

И все же в душе у меня была надежда на то, что Николай жив. С этой надеждой я и жила. Жила и ждала. Я умела ждать…

Через два года, когда все уже считали Николая погибшим, в марте 1944 года я получаю письмо от него.

«Здравствуй, моя любимая!

Дорогая Марийка, я жив и здоров! Я не виноват, что заставил тебя столько ждать и волноваться, что ты так долго ничего не знала обо мне. Меня, наверное, считали погибшим, но, как видишь, я жив. Ждала ли ты, надеялась ли?..

Марийка, а ты-то, ты — жива? Живы ли мама, Надя, Шурик?

Есть ли у нас еще кто? Ведь примерно в январе 42-го ты должна была родить… Я представляю, сколько пришлось тебе пережить за эти два года! Но ничего, крепись, эти проклятые фашисты уже бегут с нашей земли…

Я прошел трудный путь скитаний, лишений и издевательств… Но я по-прежнему такой же, каким ты меня знала. Только, может быть, появились морщины на лице, но это от ненависти к гадам фашистам.

Был я ранен в руку, получил перелом ключицы, растяжение связок ноги, был контужен, но сейчас все уже в порядке. Надеюсь и надежды не теряю, что скоро мои руки опять возьмутся за штурвал самолета.

Без всяких осложнений перенес сыпной тиф, поправился…