Николай Лузан - О нем доложили Сталину

У понтонной переправы через Кубань сгрудились сотни машин, повозок и тысячи обезумевших от страха людей. Они, сметая на своем пути редкие кордоны военных комендатур и тайной полевой полиции, рвались налевый, спасительный берег реки. Расстрелы паникеров и отчаянные призывы командиров не в силах были остановить эту ревущую, визжащую и умоляющую человеческую реку.

Толпы охваченных ужасом и отчаянием солдат и офицеров, спасаясь от гусениц советских танков, штурмом брали переправу, плоты и лодки, вышвыривая в ледяную воду раненых и слабых. Превратившаяся после половодья в дикого зверя Кубань закручивала в ревущих бурунах людей, лошадей и повозки, чтобы потом выплеснуть на берега. Зловонная лента из вздувшихся человеческих трупов и трупов животных на несколько километров протянулась по песчаной отмели от взорванного железного моста до Большого острова.

Краснодар перешел под полный контроль частей Красной армии. Впервые за последние дни над его развалинами и бескрайней кубанской степью установилась та особенная, зыбкая военная тишина. В садах пригорода — станицы Пашковской, у прудов Карасуна и в зарослях ивняка над рекой сначала робко, а затем все увереннее загомонили птицы. Слабый порыв ветра печально прошелестел в прошлогодних джунглях из высохшего камыша и принес из степи запах перепревшей полыни. Предрассветный полумрак сгустился, и мрачная громада далеких гор, деревья и кустарник утратили привычные очертания, но через мгновение они расцвели живыми и сочными красками. Огненно-яркий диск восходящего солнца медленно поднимался над горизонтом. Его лучи с трудом пробивались сквозь плотный туман, клубившийся над рекой и затонами, едкую гарь, что зловещими черными языками колыхалась над развалинами города.

Штайн остановившимся взглядом смотрел на эту ненавистную русскую реку и в душе благодарил Бога, что успел унести ноги из того ада, что бушевал за ней. Зябко поведя плечами, он нырнуть в кабину «опеля». Вслед за ним инструкторы и агенты-курсанты поспешили занять места в машинах, и колонна, извиваясь словно змея, медленно поползла по горной дороге к новому месту назначения — станице Крымской.

На ее окраине, в заброшенных корпусах консервного завода, разместился штаб группы. Штайн вместе с Райхдихтом, лейтенантом Рейхером, радистом Куном и русскими инструкторами Самутиным и Петренко в пожарном порядке занялись ее обустройством. Другой его заместитель, оберлейтенант Краузе, с архивом и картотекой на агентуру осел в приморском городке Темрюке, подальше от фронта и спецгрупп военной контрразведки русских.

Ефрейтор Шойрих остался в соседней станице Абинской, чтобы подготовить пункт переброски агентуры за линию фронта и оборудовать учебный полигон для обкатки курсантов на бывшем кирпичном заводе.

С приближением рассвета беспорядочная артиллерийская перестрелка стихла, и на передовой ненадолго установилась зыбкая тишина. Размытая тень гор, безмятежно покоившаяся на бескрайней морской глади, пришла в движение. Ее острые зубцы угрожающе зашатались, через миг у кромки горизонта вспыхнула и тут же погасла ослепительно-яркая полоска света. Робкий солнечный луч разорвал предрассветный полумрак и тысячами зарниц отразился на ледниках горы Агой. Ночная мгла отступила, поспешив спрятаться на дне бездонных ущелий. Вялое февральское солнце нехотя выплывало из-за скал и, вскарабкавшись на склон горы и стряхнув с себя остатки утренней дремы, покатилось по иссиня-холодному небосклону.

День уверенно вступил в свои права. В лучах солнца, набиравшего силу, брильянтовыми россыпями заполыхал девственно-чистый снег. На южных склонах гор черной паутиной проступили оттаявшие тропы, и по ним, весело журча, бурные ручьи устремились в долины.

Здесь же, у перевала, среди хрупкого белого безмолвия безраздельно властвовала смерть. О себе она напоминала уродливыми язвами воронок от разрывов мин и снарядов, серыми рубцами окопов и ходов сообщений, ржавой паутиной колючей проволоки. На ней мучительно изгибались бездыханные тела русских и немецких солдат. Они словно рвались вперед с этого убийственного рубежа, чтобы завершить последнюю атаку.

На крохотном пятачке у подножия перевала в последнюю неделю в яростной рукопашной схватке дважды сходились горные стрелки из батальонов «Эдельвейс» и бойцы дивизии особого назначения НКВД. Последний бой произошел накануне, а затем на передовой ненадолго воцарилась непривычная тишина. Окопы будто вымерли, и только в глубине тыловых порядков из-под деревьев пробивались еле заметные сиреневые дымы походных кухонь, а на ветру слабо потрескивало болтавшееся на веревках замерзшее нательное белье. Лишь изредка зловещее безмолвие нарушал звук одиночного выстрела снайпера, и раскатистое эхо вновь безжалостно напоминало о смерти, затаившейся среди равнодушных скал.

В те критические дни схватки за Кубань туапсинский нефтяной терминал работал без перебоев. Эшелоны с бакинской нефтью шли днем и ночью — нефтью, которой так не хватало бронированному фашистскому зверинцу, рвавшемуся с поводка, чтобы расквитаться за унизительную капитуляцию под Сталинградом 6-й армии фельдмаршала Паулюса. Ее вожделенный запах сводил Гитлера с ума.

Русские вплотную приблизились к Ростову. Грозный рев их тяжелой артиллерии был слышен в центре города. Армии группы «Дон» едва сдерживали усиливающийся натиск дивизий Южного фронта напористого генерал-полковника Еременко. В случае захвата его частями этого стратегически важного оборонительного узла возникала реальная угроза окружения группировки войск фельдмаршала Клейста на Кубани. Там положение гитлеровских войск было и того хуже. «Русский каток», подминая под себя одну дивизию за другой, грозил сбросить ее в море. Поэтому Клейст при каждом докладе в Ставку просил Гитлера только об одном — о топливе: бензине, солярке и керосине, чтобы заправить баки самолетов, танков, автотранспорта, кораблей и отбиться от атак русских.

В Берлине, как могли, жали на союзника — маршала Антонеску. В Бухаресте делали все возможное и невозможное, чтобы помочь Клейсту избежать катастрофы и одновременно сохранить собственные дивизии, завязшие в боях на, казалось бы, неприступной для большевиков «Голубой линии». Но советские подводные лодки, рыскавшие у берегов Румынии и Болгарии, продолжали топить танкеры с румынской нефтью.

К концу февраля «железная армада» вермахта на Кубани уже задыхалась от недостатка топлива. Гитлер рвал и метал, требуя от Геринга стереть с лица земли нефтетерминалы в Баку, Поти и Туапсе. Тот бросил на Кавказ лучших своих асов, но и они оказались бессильны. Налеты обернулись чудовищными потерями среди люфтваффе. Гитлер пришел в бешенство. Раздавленный, униженный Геринг в свое оправдание ничего вразумительного сказать не мог и с позором покинул Ставку.