Николай Лузан - О нем доложили Сталину

— Лучшие ушли с Загоруйко, — согласился тот.

— Вы что же, предлагаете мне потребовать от Гемприха и Берлина отменить приказ адмирала? — язвительно заметил Штайн.

— А почему бы не задействовать батальон «Бергман»? Там от безделья уже опухли, — вспомнил Самутин.

— Точно! — оживился Бокк.

— Действительно, а почему бы не объединить наши усилия? — предложил Рейхер.

Оживились и остальные. Но Штайн быстро развеял эту иллюзию и объявил:

— Оберлендер получил такой же приказ. Мы действуем на параллельных курсах. Поэтому, господа, хватит спорить. Я требую немедленно просеять все группы курсантов, особенно ту, что готовите вы, господин Петренко. Они, кажется, уже прошли курс спецподготовки?

— Да, остался только зачет, — подтвердил Петр.

— Есть подходящие экземпляры?

— Смотря для чего.

— На должность командира.

Петр развел руками:

— Таковых не вижу.

— В других группах такая же картина. Надежных и подготовленных командиров нет, — сухо констатировал Райхдихт.

Штайн помрачнел. Для него это не являлось новостью, но в душе он еще надеялся на чудо. Его не произошло. Оставался единственный выход — искать командира группы среди постоянного состава. Вот только кто? Штайн пробежался взглядом по подчиненным и задумался. От этого выбора зависел не только успех предстоящей операции, но и собственная карьера: должность временно исполняющего обязанности начальника абвергруппы-102 могла стать для него последней. Будущему командиру диверсионной группы предстояло оказаться пятым в «черном» списке тех, кто ушел с заданием под Туапсе; тихая туапсинская бухта, подобно гигантской воронке, безвозвратно втянула в себя все группы. Эта, пятая, должна избежать подобной участи и выполнить задание адмирала.

«Так кто ее возглавит? Кто? — размышлял Штайн и остановил взгляд на Самутине. Тот опустил глаза. — Люто ненавидишь Советы. И есть за что. Лишили всего — поместья в Полтавской области, чинов и звания. В девятнадцатом прибился к Петлюре и решил отыграться на большевиках. Прославился тем, что в Екатеринославле и Запорожье вешал на фонарных столбах без разбора и правых, и левых. Затем служил в контрразведке барона Врангеля. С особым садизмом пытал в севастопольских казематах лазутчиков красных. После разгрома войск «черного барона» бежал в Турцию, потом перебрался в Югославию, а оттуда — в Гамбург. Там тебя приметили и с тридцать шестого ты начал работать на нас. Съел собаку в шпионском деле. Но для предстоящей операции одной ненависти и опыта недостаточно. К тому же стар, чтобы козлом скакать по горам, и чересчур расчетлив, чтобы подставлять голову под пули», — пришел к такому выводу Штайн и перевел взгляд на Петренко.

Тот не задергался и глаза в сторону не отвел.

«Бывший красный командир. В послужном списке дерьма тоже хватает. Виселица у большевиков давно заждалась тебя, — прикидывал Штайн. — В январе сорок второго дезертировал из части и сдался в плен. После вербовки и спецподготовки совершил две ходки в тыл к большевикам. Руководил разведгруппой и добыл ценную информацию. За нее удостоился награды от самого Пиккенброка — правой руки Канариса. Сносно говорит по-немецки, но это к делу не относится. Результативно занимается с курсантами, некоторые до сих пор работают в тылу у русских. Готовит спецгруппу для заброски в Грузию на глубокое оседание. Материал неплохой, не то что последние отбросы. Значит, пять-шесть вменяемых из этих азиатских недоумков можно набрать, а Грузия пока подождет. Своих агентов изучил, а раз так, то, как говорится, тебе и карты в руки. Из кожи лезет, чтобы выслужиться. Вот тебе и шанс: в случае успеха — звание «лейтенант», награда — Железный крест и служба в центральном аппарате. Какому русскому Ивану такое снилось?» — Скрип половиц прервал размышления Штайна. Это живой и легкий на подъем Коляда истомился в ожидании.

«Один из самых результативных инструкторов-вербовщиков. На твоем счету больше десятка удачных забросок разведгрупп в тыл к русским, — оценивал кандидата Штайн. — Две последние осели под Кутаиси, Орджоникидзе и дают серьезную информацию. Твоя надежность, «товарищ капитан Красной армии», тоже не вызывает сомнений. Ее проверил не только Райхдихт через своих тайных агентов, но и НКВД, отправив на расстрел родителей. Дезертирство из штрафбата отрезало тебе все пути назад».

«Так кто же? Коляда или Петренко? — прикидывал Штайн. — Стоп!.. А если провал? Тут же нагрянет разгромная комиссия из Берлина, и первое, чем ткнут в нос, так это халатным отношением к заданию адмирала. Назначить руководителем группы русского? Русского, которые через одного, как те волки, готовы сбежать в лес к партизанам. Нет! В Берлине такое назначение в лучшем случае расценят как халатность, в худшем… А если приедет Штольце? Этот мерзавец не пожалеет черной краски, чтобы сделать из меня козла отпущения. Определенно, русский, хоть и самый золотой, на такое дело не годится. У него, куда ни целуй, везде будет задница. Нет, здесь нужен только свой, немец! По крайней мере, в случае провала операции мясники Мюллера не будут цепляться с дурацкими вопросами о моей благонадежности. Так кого же?.. Бокка? Рейхера? Райхдихта?.. Кого?» — Штайн еще раз прошелся внимательным взглядом по подчиненным.

«Бокк? Опытный. В сорок первом успешно работал в тылу русских. Но сейчас не сорок первый, да и Бокк уже не тот. Засиделся на штабной работе и потерял нюх…

Райхдихт? Черт его знает, что он там на меня накопал. Да, неплохо бы тебя спихнуть. Но тут могут упереться Гемприх и служба собственной безопасности. А с ними бодаться нет ни времени, ни сил.

Остается Рейхер. Настоящий ариец. Воля — тверже, чем сталь Круппа. Сила — хоть отбавляй. Любого паникера в бара-ний рог согнет, чтоб другим неповадно было. А главное — удачливый. А удача нам всем ох как нужна. Смел до безрассудства. Может, оно и к лучшему? В опасный момент не дрогнет: других и себя положит, а задание выполнит. Значит, Рейхер!» — Штайн сделал окончательный выбор и объявил:

— Господа, я вам благодарен за участие в совещании и высказанные предложения. Честь этого, безусловно, ответственного задания, которое на нас возложили адмирал и сам фюрер, я поручаю исполнить лучшему из лучших — храбрецу лейтенанту Рейхеру!

Слабый вздох облегчения прошелестел в кабинете, и все взгляды сошлись на могучем Рейхере. Его каменная физиономия дала слабую трещину. Но он тут же взял себя в руки и глухо произнес:

— Благодарю за доверие, господин оберлейтенант! С нами фюрер и честь!

Этот девиз группы поднял всех на ноги. Кабинет наполнился шумом, и когда он стих, Штайн продолжил:

— Заместителем к вам, Кенак, назначается господин Петренко.