Валери Уилсон - Игра без правил. Как я была секретным агентом и как меня предал Белый дом

— Роув не будет осужден, — сказал Джо удивительно бесстрастным тоном.

Накануне Фицджеральд пообещал Роберту Ласкину, адвокату Роува, что его клиент не будет признан виновным ни по одной статье в связи с утечкой информации и разглашением моего имени. Вот так — практически ничем — закончились многие месяцы разбирательств, в течение которых за судьбой Роува с равным интересом наблюдали сторонники как Демократической, так и Республиканской партии. Всего за несколько дней до этого блогосфера полнилась слухами о том, что большое жюри передало обвинительный акт, скрепленный всеми необходимыми печатями, который вскоре будет доведен до сведения Роува, после чего он будет вынужден во всем признаться. Казалось невозможным поверить в то, что человек, которого пять раз вызывали на заседания суда присяжных и который рассказал о встречах с Робертом Новаком и Мэттом Купером за неделю до утечки информации, останется полностью безнаказанным.

Конечно, я была возмущена, но в нынешних обстоятельствах меня больше тревожил Джо. Ведь он искренне верил в то, что Роув понесет наказание, а тут вдруг такое разочарование! Мой муж — неисправимый оптимист, и это одна из причин, по которым я вышла за него. Он из тех парней, которые покупают всего один лотерейный билет и при этом считают, что 200 миллионов долларов непременно достанутся им. Джо всегда верит в лучшее и умеет заражать своей верой остальных. При этом его нельзя обвинить в наивности или в чрезмерном идеализме — просто у него позитивный взгляд на жизнь. Эта черта меня всегда привлекала. Сейчас на Джо было жалко смотреть: его вера в справедливость рушилась на глазах. В свете нынешних событий я не знала, как утешить мужа. Наша вера в честность и профессионализм Фицджеральда осталась непоколебимой, но, как и большинство граждан нашей страны, мы недоумевали, какие же показания Роува могли подтолкнуть прокурора к такому решению.

Как известно, беда никогда не приходит одна. Вскоре после грустных известий из зала суда мы получили письмо из Налогового управления с извещением об аудите наших налогов за 2004 год. Никто из нас прежде не сталкивался ни с чем подобным и не чаял столкнуться, так что мы не представляли, чего нам ждать. Я тут же связалась со специалистом по бухучету, который уже много лет ведал нашими налогами. Рич сказал, что понятия не имеет, что в нашей отчетности могло привлечь внимание аудиторов: там не было ни налоговых исков, ни сомнительных операций, ни чрезмерных доходов (за последнее я лично могла поручиться чем угодно). Никогда прежде я не страдала манией преследования, но после разговора с Ричем в голову полезли всякие глупости: даже вспомнились «черные списки» времен Никсона. Разве тогда президент не злоупотреблял полномочиями для того, чтобы науськивать аудиторов из Налогового управления на своих предполагаемых врагов? В служебной записке, датированной 1971 годом и адресованной какому-то бизнесмену-республиканцу, советник Белого дома Джон Дин объяснял необходимость составления такого рода списков следующим образом: «Описанные здесь меры позволяют максимально эффективно использовать власть для оказания давления на тех, кто открыто противостоит правительству. В общем и целом эти меры направлены на борьбу с нашими политическими врагами с помощью госаппарата». Потратив кучу времени на бумажную волокиту и две тысячи долларов на услуги специалиста по учету, после нескольких недель ожидания мы получили подтверждение от Налогового управления, что к нам нет никаких претензий. Наши финансовые дела оказались в полном порядке. Мои подозрения насчет того, что аудит был подстроен, косвенно подтвердились через несколько месяцев, когда мы узнали, что наш друг-журналист тоже получил извещение об аудите. Незадолго до этого вышла его книга, в которой он жестко критиковал администрацию Буша: видимо, за это ему и отомстили. Хотя кто его знает, — быть может, это всего лишь случайное совпадение.

Тогда же произошло еще одно необычное событие. Однажды в начале лета владелец озеленительной компании, услугами которой мы пользовались, обходил наш дом, осматривая насаждения. Вдруг Джон заметил кое-что странное. Я сидела за столом в кабинете на первом этаже и что-то писала, когда он постучал в окно и жестами предложил мне выйти на террасу. Я так и сделала. Джон снизу указывал на нечто у меня над головой. Я посмотрела вверх и увидела, что вместо нескольких огромных болтов, которыми верхняя терраса крепилась к дому, в стене зияли дыры. Причем болты явно выпали не сами по себе — иначе они бы лежали на земле, а так они необъяснимым образом исчезли. Терраса располагалась на высоте пятидесяти футов над землей, и, если бы при обрушении на ней или под ней находились люди, могла бы произойти трагедия. Вообще все это было очень странно: мы ремонтировали террасу всего год назад, причем работы выполняла довольно известная фирма, с которой мы сотрудничали постоянно. Я позвонила Джоэлу, главе той фирмы, и попросила его приехать. На следующий день он внимательно осмотрел несущие конструкции и болты и тоже сильно встревожился. Джоэл не рекомендовал нам выходить на террасу, пока ее не починят, и признался, что понятия не имеет, куда подевались злополучные болты. Все его рабочие очень опытные: они никак не могли забыть про такие важные детали. Тогда я не на шутку перепугалась. Как в том анекдоте: «Может, я и параноик, но не факт, что меня в самом деле не преследуют».

Джо и я долгое время собирались подать гражданский иск против Чейни, Либби, Роува и прочих, причастных к утечке. Еще в конце 2003 года Джо неоднократно предлагал обратиться в суд, но при этом я каждый раз начинала психовать. Тогда я еще не смирилась с оглаской и была слишком расстроена, чтобы как следует обдумать возможные последствия подачи иска. Какое-то время у нас с Джо из-за этого были несколько натянутые отношения. Но, оказавшись в центре общественного внимания и осознав, что с прежней жизнью покончено, я начала подсчитывать ущерб, нанесенный теми, кто с легкостью разгласил мой секретный статус и пытался оклеветать Джо: репутация моего мужа оказалась безнадежно испорчена, его консалтинговый бизнес разорился, моя карьера пошла прахом, мы фактически лишились права на частную жизнь, наша безопасность находилась под угрозой, мы испытывали постоянный стресс, что не могло не сказываться на здоровье, а наши дети устали оттого, что их родители без конца с кем-то воюют. Разумеется, иск вряд ли решил бы все проблемы, но, возможно, он хотя бы отчасти компенсировал наши потери. Постепенно я начала все чаще над этим задумываться.

Наконец весной 2006 года я решилась обсудить с мужем перспективу обращения в гражданский суд. Прежде всего мы попытались разобраться, ради чего затеваем эту тяжбу. После некоторых раздумий мы остановились на трех основных причинах. Во-первых, нам хотелось понять, как ложные сведения о закупках урана Ираком в Нигере попали к президенту, — почему те злополучные шестнадцать слов оказались включены в его речь «О положении в стране». Во-вторых, мы хотели привлечь правительственных чиновников к правовой и конституционной ответственности. В-третьих, мы надеялись, что наш прецедент напомнит государственным служащим о том, что закон для всех един. Мы отдавали себе отчет в том, что приспешники правых будут продолжать нападать на нас, пока им это сходит с рук. Со школьных лет я знала, что лучший способ усмирить любого драчуна — это дать ему сдачи. В проправительственных кругах было сделано все возможное, чтобы исказить историю Уотергейта. То, что произошло с нами, тоже могло быть намеренно предано забвению. Или, что еще хуже, в результате подтасовки фактов вина за случившееся была бы возложена на нас. Наши опасения вскоре подтвердились: в сентябре 2006 года редактор газеты «Вашингтон пост» обвинил Джо в утечке информации.