Дэвид Хоффман - Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе

Кузьмин — ему было тогда тридцать шесть — никогда не публиковал статей за своей подписью. Он, скорее, выступал модератором альтернативных точек зрения, отбирал заметки рабкоров и, возможно, сочинял неподписанные передовицы. Он был членом партии и занимал пост главного редактора четыре года. Газета была основана в 1932 году как орган текстильщиков, в котором публиковались статьи и письма самых разных людей: ткачей, инженеров и директоров заводов. Но прежде всего она была партийным рупором.

В январе 1937 года читатели не могли не заметить, что тучи сгущаются. На первой полосе газеты в подробностях освещался второй из трех московских показательных процессов. Сталин жестоко расправлялся со своими соперниками поодиночке. Это были предвестники грядущего “Большого террора”. На первом процессе в августе 1936 года шестнадцать подсудимых, в том числе большевики Лев Каменев и Григорий Зиновьев, были обвинены в измене родине и сговоре со Львом Троцким, еще одним изгнанным из страны соперником Сталина. Всех подсудимых приговорили к смерти и расстреляли. По второму процессу шли семнадцать партийцев, которые были объявлены заговорщиками более мелкого разряда, тринадцать из них казнили, остальных отправили в лагерь. Газета Кузьмина публиковала все материалы второго процесса, в том числе полные стенограммы допросов и отклики читателей. “Уничтожить злодеев!” — призывал один из них. “Расстрелять фашистских наймитов, позорных предателей! Это единодушное требование рабочих людей СССР!” — заявлял другой. 30 января, в день объявления приговора, газета опубликовала его текст. 1 февраля в газете сообщалось, что советские рабочие “с глубоким удовлетворением приветствовали приговор банде Троцкого” {228} 228 Легкая индустрия. 1937. 19 января — 1 февраля. Российский государственный архив экономики, Москва. .

В действительности все было совсем иначе. “Ночью — страх, а днем — бесконечное притворство, лихорадочные усилия доказать свою преданность Системе Лжи. Таково было “нормальное” состояние советского гражданина”, — писал историк Роберт Конквест {229} 229 CONQUEST R. The Great Terror. New York: Oxford University Press, 1990. P 252. . “Террор 1936–1938 годов был почти исключительно ударом властей по собственному населению, и практически все обвинения против миллионов жертв были фальсифицированы. Сталин лично отдавал приказы, вдохновлял и организовывал эту операцию” {230} 230 CONQUEST R. Stalin: Breaker of Nations. New York: Viking, 1991. P. 206. .

С лета 1937 года началась чистка московской административной и партийной элиты. “Партийные и правительственные учреждения окутала атмосфера ужаса, — писал Конквест. — Народных комиссаров арестовывали по дороге на работу по утрам. Каждый день исчезал кто-нибудь еще из членов ЦК, или заместителей наркомов, или других крупных сотрудников” {231} 231 CONQUEST, Great Terror, p. 239. Согласно Орландо Файджесу, 102 из 139 членов ЦК, избранных на XVII съезде партии в 1934 году, были арестованы и расстреляны, еще пятеро покончили с собой в 1937–1938 годах; 56 процентов делегатов съезда в эти годы оказались в заключении; 412 из 767 представителей высшего командования Красной Армии были казнены, 29 умерли в тюрьме, 3 покончили с собой и 59 остались в тюрьме. См.: FIGES O. The Whisperers: Private Life in Stalin’s Russia. New York: Metropolitan, 2007. Pp. 238–239. .

После того как чистки прошли в партийной элите, летом и осенью 1937 года круги начали расширяться: прокатывались все новые волны подозрительности, доносов, арестов и казней. Одной из крупнейших стала кампания против кулаков — состоятельных крестьян, которых согнали с их земли во время катастрофической насильственной сталинской коллективизации. Более 1,8 миллиона кулаков отправили в лагеря. Теперь, когда заканчивался стандартный восьмилетний срок их заключения, Сталин боялся массового возвращения домой этих рассерженных и ожесточенных людей. Роковым стал секретный приказ НКВД № 00447 в июле 1937 года, определивший характер проведения массовых репрессий в следующие два года. Документ устанавливал квоты на аресты — тысяч за раз — людей определенных категорий, а именно “кулаков, преступников и других антисоветских элементов”. Категории эти были настолько широки, что к ним можно было причислить кого угодно. Арестовывали и казнили за малейшую оплошность, так что люди стали чрезвычайно осмотрительны в публичных высказываниях. Одно неосторожное слово могло стать поводом для доноса и ареста по совершенно надуманному обвинению. Десятки тысяч людей самых разных профессий без всяких причин были внезапно вырваны из жизни {232} 232 Изучение массового захоронения поблизости от Москвы показало, что среди пострадавших были широко представлены рабочие и служащие. Вместе с крестьянами они составили две трети от общего числа жертв. См.: SCHLöGEL K. Moscow, 1937. Malden, Mass.: Polity Press, 2012. P 490. . НКВД, предшественник КГБ, делил всех считавшихся “врагами народа” на две категории: одних расстреливали, других отправляли в лагеря на десять лет. Это была крупнейшая массовая операция того периода, на которую пришлась половина всех арестов и более половины казненных — 376 202 человека — в течение двух лет {233} 233 FIGES, Whisperers, p. 240; SCHLÖGEL, Moscow, 1937 , pp. 492–493. . Увольнениям, арестам и расстрелам подвергся и правящий класс. В 1937 году были сняты с постов и арестованы министры (тогда они назывались наркомами — народными комиссарами) внешней торговли, внутренней торговли, тяжелой промышленности, просвещения, юстиции, водного транспорта и легкой промышленности {234} 234 CONQUEST, Great Terror, p. 240. . В разгар этого безумия любого, кто бывал за границей или знал кого-то, кто живет за границей, могли счесть врагом народа. Доносы часто писались в запале или со злым умыслом и могли привести к скорой гибели человека. “Нынче и с женой-то свободно поговоришь разве что ночью, под одеялом”, — говорил писатель Исаак Бабель, который сам был арестован весной 1939 года. Его обвинили в антисоветской деятельности и шпионаже и в 1940 году расстреляли {235} 235 Там же, pp. 256–257. .

В 1937 году Иван Кузьмин, редактор газеты, и его жена Софья Ефимовна Бамдас жили в доме 14 по Старопименовскому переулку, в самом центре Москвы. Их квартира была в получасе ходьбы от Кремля. Софья была членом партии и работала начальником сектора сводного планирования в Наркомате лесной промышленности СССР. Она родилась в 1903 году в состоятельной еврейской семье в Кременчуге — городе на Днепре, когда-то находившемся в черте оседлости {236} 236 Черта оседлости — области на западных окраинах Российской империи, где было разрешено проживать евреям. Бедность и скученность большинства еврейского населения делали его жертвой нападений — погромов. . Город поставлял на экспорт древесину и зерно. Отец Софьи Ефим перебрался в Европу и стал преуспевающим бизнесменом в Дании. Две его дочери, Софья и Эсфирь, жили в Москве.