Виталий Смирнов - Воевал под Сталинградом

С этой противоречивой сложностью, неоднозначностью – в особенности с психологической точки зрения – фронтовых событий, отрезвляющей ранее сложившиеся представления, столкнулись все литераторы, принимавшие в них участие. Поэтому смотреть на литературу военных лет как на сплошь однокрасочную агитку – значит подходить к ней с очевидным предубеждением или высокомерным эстетическим снобизмом. В чем, кстати, убеждают и произведения, написанные на сталинградском материале.

И еще один момент, который заставил меня обратиться к очень трудоемкой и, смею сказать, непосильной для одного человека работе. Великая Отечественная война в истории России двадцатого века, пожалуй, второе – после Октябрьского переворота – событие, которое потрясло и обескровило страну. Его исторические уроки будут осмысляться еще не одно десятилетие. Но для этого память об этой войне должна переходить из поколения в поколение, из рода в род.

Мне очень близка мысль Константина Симонова о том, что, если мы хотим, чтобы „вторая мировая война действительно когда-нибудь называлась в учебниках истории последней мировой войной, должны, думая о мире, особенно хорошо помнить уроки войны“. Материал же, представленный в произведениях писателей, воевавших на сталинградской земле, в этом плане весьма богат и поучителен.

Не могу не напомнить о том, какие чувства одолевали Виктора Некрасова в одно из последних посещений того полка, в котором он воевал в Сталинграде. Уж его-то не отнесешь к так называемым „ангажированным“ писателям или литераторам от политики. Но и он, восхищаясь и новейшей техникой, и знаниями солдат, задумался, глядя на молодежь: „…А знаете ли вы, как воевали ваши отцы и деды (теперь уже, конечно, только прадеды. – В.С.), ваши старшие братья? Знаете ли вы, что в Сталинграде было время, когда в державших оборону частях каждая лопата ценилась на вес золота, а о киркомотыгах и говорить нечего? Знаете ли вы, что в батальонах у нас бывало по тридцать, а то и по двадцать человек? Что командир четвертой роты нашего полка, Вася Конаков, вместе со своим старшиной в течение трех дней держал оборону целой роты? А когда старшина уходил на берег за обедом – то и один. Разложит автоматы по брустверу, а по флангам – два легких пулемета Дегтярева и бегает от одного к другому, создает иллюзию полноценной роты.

Знаете ли вы обо всем этом? Нет, не знаете. Кто должен вам об этом рассказать? Ветераны полка? Где их сейчас найдешь? Писатели и художники – вот кто должен вам рассказать о ваших отцах и братьях, о том, как они воевали в труднейшее время своей боевой жизни“ [5] Некрасов В. В самых адских котлах побывал. М., 1991. С. 189. .

Хочется надеяться, что статьи, публикуемые в книге, в какой-то мере восполняют и решение той проблемы, на какую намекал Виктор Некрасов.

На войне сражались бок о бок, проливая кровь, русские и татары, украинцы и казахи, белорусы и азербайджанцы, поэтому в книге отсутствуют сегодняшние политико-географические реалии, заставляющие ныне делить некогда единую литературу народов СССР на русскую и так называемую литературу ближнего Зарубежья. Пусть хоть писатели, которые когда-то творили единый литературный процесс, останутся во фронтовой истории рядом. Это не политический анархизм, а дань благодарности людям, делавшим большое – исторической важности! – дело.

А чтобы не ущемлять авторских самолюбий, очерки о писателях публикуются в алфавитном порядке.

А было так.

До того, как оказаться на берегах Волги, младший лейтенант Михаил Алексеев, которому еще и в голову не приходило, что он станет летописцем Сталинградской битвы, уже успел, как говорится, понюхать пороху, на себе ощутить недобрые взгляды людей, которыми провожались отступающие войска, пролить чужую и собственную кровь. Встретивший войну летом 1941-го, прошедший через ташкентский госпиталь, в конце первого военного года он был направлен во вновь формируемую стрелковую дивизию и назначен политруком минометной роты 106-го (позже – 222-го) стрелкового полка.

В 1971 году на встрече с однополчанами М.Алексеев рассказал о своем фронтовом пути с родной частью: «В на-шу часть я попал не сразу. Пришлось сначала в полную меру испытать горечь отступления. С боями дошел до Путивля. Был ранен и эвакуирован сначала в Харьков, а потом в глубокий тыл – в Среднюю Азию, где тогда формировалась стрелковая часть, ставшая после сталинградских боев гвардейской… В бой вступил в июле 1942 года в районе хутора Генеральский – в донских степях на подступах к Сталинграду. Противник сосредоточил там превосходящие силы, прорвал нашу оборону, и мы двое суток вели бои в полном окружении. Скажу вам: нелегкое это дело. До войны к этому виду боя не готовились, не собирались попадать в окружение врага. А вот когда оказались в кольце, когда и справа, и слева, и с тыла – враг, испытали тяжелое чувство. Но, к чести и гордости нашей, ни один солдат не дрогнул, и это принесло успех. Стойко сдерживая напор врага, мы на третьи сутки разорвали вражескую цепь, а потом сами вместе с другими частями и дивизиями загнали гитлеровцев в знаменитый Сталинград-ский котел» [6] Борзунов С. Михаил Алексеев: личность, творчество, размышления. М., 1988. С. 164. .

Дивизия (29-я стрелковая), в которой предстояло воевать будущему писателю, формировалась в казахстанских степях, в Акмолинске и предназначалась для обороны Москвы на дальних подступах. Временно расквартированная под станцией Волово Тульской области, она неожиданно, как потом напишет Михаил Алексеев в романе «Мой Сталинград», «в одну июльскую ночь и в одно утро была погружена в эшелоны и с бешеной скоростью устремилась куда-то на юго-восток. Немного смущены мы были одной из последних сводок Совинформбюро, где с непостижимой для тех военных дней откровенностью была названа чудовищная цифра (помнится, в 70 тысяч) попавших в окружение и пропавших без вести наших бойцов. Зная о 12 тысячах, составляющих численность полнокровной дивизии, каждый из нас, погрузившихся в спешном порядке в эшелоны, делил те семьдесят тысяч на эти двенадцать и умолкал в угрюмом изумлении от этой жестокой арифметики. Умолкал, смутно догадываясь, что именно последним сводкам с Юго-Западного, а теперь уж, кажется, Юго-Восточного фронта дивизия (а оказалось, не одна дивизия, а целая вновь сформировавшаяся армия, которой суждено будет стать 64-й, напарницей 62-й, о которой теперь говорят с непременным эпитетом «легендарная») обязана тем, что ее в полсутки поставили на рельсы и помчали к безвестным пока что боевым рубежам.