Николай Лузан - Между молотом и наковальней

Но мир холодной и циничной политики оказался слишком жесток, а они — Владислав Ардзинба, Ибрагим, Кавказ, Джон и еще тысячи и тысячи без вины виноватых были слишком наивны. В те июльские дни 1994 года они не знали, да и не могли знать, что еще бесконечно долгих пять лет им предстояло, сцепив зубы, вырываться из той чудовищной разрухи, в которой лежала Абхазия. И лишь в сентябре 1 999 года окно в «большой мир» для них приоткрылось — блокада на реке Псоу была частично снята. Но до этого времени им еще нужно было дожить.

Очередной рабочий день в администрации президента республики Абхазии Владислава Ардзинбы начался с хорошей новости. Приехавший накануне из Москвы министр иностранных дел Сократ Джинджолия в своем утреннем докладе сообщил о наметившихся положительных подвижках в позиции российского руководства по вопросу урегулирования абхазогрузинского конфликта. В ходе непростых переговоров в российском МИДе и Федеральной пограничной службе были достигнуты важные негласные договоренности о «смягчении» режима санкций на границе по Псоу и «дискретном» допуске российскими пограничниками турецких судов с продовольствием и горючим в порт Сухума. Это была полумера, но она позволяла частично ослабить удушающую петлю блокады, от которой третий год жестоко страдал его — Владислава Ардзинбы народ.

После ухода умудренного жизнью и мало чем уступающего знаменитому греческому тезке — Сократу, он не удержался и позвонил в Москву старым знакомым по работе в Верховном Совете, сохранившим крепкие связи в Госдуме и МИДе. Они были немногословны, но по крайней мере намекнули, что «процесс пошел» и грузинские конфиденты на Охотном Ряду и Смоленской площади начали сдавать свои позиции.

Их уверенный тон давал надежду на то, что в Кремле наконец нашлись трезвые головы, осознавшие очевидный для него факт, что не Грузия, а Абхазия является истинным союзником России в начатой американцами битве за Кавказ. Именно Абхазия, как считал он, со временем станет тем самым маленьким, но надежным локомотивом, который рано или поздно вытащит Грузию из-под «машиниста Шеварднадзе», мчащего ее на всех парах, а вместе с ней Закавказье, в объятия американцев и НАТО. Все это, вместе взятое, позволяло рассчитывать на положительные подвижки в предстоящих переговорах с грузинской стороной. В душе он надеялся, что хитрец Сократ сумеет найти лазейки, чтобы ослабить «удавку», которую «российскими руками» умело затягивал вокруг Абхазии Седой Лис — Шеварднадзе.

Закончив разговор с Москвой, Владислав Ардзинба в приподнятом настроении взялся за текущие дела, его не испортили даже «кричащие» проблемы, связанные с катастрофическим дефицитом горючего. Пошли вторые сутки, как на заправках закончился бензин и ситуация настолько обострилась, что затронула армию. Как докладывал министр обороны Султан Сосналиев, по этой причине на время были отложены сборы с резервистами, а в баки танков и патрульных катеров пришлось залить последние резервы горючего.

Блокада на границах Абхазии в очередной раз жестоко напомнила о себе, но президент не терял уверенности и надеялся, что в ближайшие дни испытанные друзья Аттила Авидзба и Урал Атыршба сумеют отправить из Турции танкер с горючим. В правительстве тоже не сидели сложа руки и не ждали у моря погоды, а с помощью «толкачей» в российской таможне всеми правдами и неправдами пытались пропихнуть через границу на Псоу бензин и солярку.

Приближалось время обеда, Владислав Ардзинба сложил документы в папку, и здесь раздался звонок из Тбилиси. По ВЧ-связи вышел сам Шеварднадзе. Белый Лис, как всегда, начал издалека, и чем дольше продолжался разговор, тем все более неуютно чувствовал себя Владислав Ардзинба. Последние конфиденциальные договоренности, достигнутые Сократом на встречах в российском МИДе, не составляли для Шеварднадзе секрета. Более того, в Тбилиси знали в деталях об «особых условиях»» пребывания российских пограничников в морских портах Сухума, Очамчыры и на авиабазе в Гудауте. Напрашивался очевидный вывод — произошла банальная утечка информации, а где дали «течь», голову не приходилось ломать. Это был далеко не первый случай, когда грузинская «пятая колонна», окопавшаяся в сталинской высотке на Смоленской площади, подставляла его и друзей Абхазии в российском руководстве.

Шеварднадзе, пользуясь случаем, с убийственной иронией продолжал гвоздить ядовитыми вопросами. Владиславу Ардзинбе нечего было сказать в ответ и оставалось лишь одно — в бессильной ярости скрипеть зубами и изворачиваться, словно уж на сковороде. Белый Лис не упустил возможности продемонстрировать, кто в российском МИДе настоящий хозяин. Этой словесной пытке, казалось, не будет конца, у Ардзинбы иссякло терпение, и он брезгливо швырнул трубку ВЧ-связи на аппарат.

Враги России и Абхазии в очередной раз нанесли коварный удар по его планам. Гнев и возмущение душили президента. Проклиная в душе продажных и беспринципных чиновников, окопавшихся на Смоленской площади, он в ярости закружил по кабинету. Снова зазвонил телефон, на этот раз закрытой внутренней связи. С докладом вышел руководитель Службы государственной безопасности (СГБ), но то ли из-за помех на линии, то ли от волнения временами его голос прерывался, и было отчего. По оперативным каналам в СГБ поступила «убойная» информация, и касалась она ни много ни мало нового командующего российскими миротворческими силами в зоне абхазо-грузинского конфликта.

По данным абхазских контрразведчиков, он возвратился из поездки в Тбилиси не с пустыми руками, а с личным подарком от самого Белого Лиса. Да еще каким — новенькой иномаркой, стоимости которой вполне хватало, чтобы до конца жизни прокормить командующего, а вместе с ним весь штаб, включая вечно ненасытных тыловиков, в московском ресторане «Арагви».

Это сообщение стало последней каплей, переполнившей чашу терпения президента. Дальше спокойно взирать на такое откровенное мздоимство он уже не мог, до продажных московских чиновников было не дотянуться, но командующий российскими миротворцами находился под рукой. Сгорая от праведного гнева, Владислав Ардзинба распорядился немедленно вызвать его на прием.

От комплекса правительственных зданий до объединенного штаба миротворческих сил, располагавшегося на территории военного санатория Московского военного округа, было не более пяти минут езды. Командующий оказался на месте и не заставил себя ждать, вскоре его чеканный шаг зазвучал в коридоре президентского крыла.

Поблескивая надраенными до зеркального блеска ботинками и белозубой улыбкой на загоревшем и сытом лице, он появился на пороге приемной. В новой, еще непривычной для глаз форме, которая пришла на смену старой советской, он скорее походил на натовского, чем российского генерала. Мундир, усыпанный карманами и оловянной мишурой, сверкал, словно рождественская елка, а огромная, с высоко задранной тульей фуражка напоминала летное поле гудаутской авиабазы.