Николай Лузан - Между молотом и наковальней

— Шайтан! — разгадал этот маневр Исмаил и от ярости заскрипел зубами.

— Что такое, капитан?! — воскликнул Ибрагим.

— Отсекает нас от берега!

— Собака! — выругался Окан.

— Все равно надо идти вперед, может, прорвемся! — настаивал Ибрагим.

— Не поможет! Через полчаса перекроет ход! Лучше сдаться, пока трупами не сделали, — обреченно произнес капитан Исмаил.

— Что-о?! — взорвался Ибрагим и, выхватив из кармана пистолет, закричал: — Не останавливаться!.. Ты слышишь, не останавливаться! Вперед!

— Я… — только и мог произнести под дулом пистолета загнанный в угол Исмаил.

В машинном отделении сухогруза не слышали и не видели того, что происходило на палубе, и выжимали из старенького дизеля все, что могли. Гонка продолжалась. Грузинский сторожевик медленно, но упорно оттеснял их от турецкого берега. Окан, вцепившись руками в поручни, жег его ненавидящим взглядом и как молитву то и дело повторял:

— Ну где же они?! Где?

— Кто? Кто?! — переспросил Ибрагим.

— Наша береговая охрана!

— Береговая?! — воскликнул Ибрагим и через мгновение, схватив капитана за куртку, зарычал: — У тебя есть частоты военных?

— Да, — выдавил из себя тот.

— Так чего же молчал! Вызывай!

— Что передавать?

— Все!.. Что на нас напали! Что стреляют! Только быстрее! — кричал Ибрагим и подталкивал капитана к радиорубке.

И когда в эфире зазвучал писк морзянки, а на нее откликнулся турецкий военный корабль, Ибрагим и Окан перевели дыхание. Капитан Исмаил тоже приободрился, грузинскому сторожевику из-за сильной боковой волны пока не удалось перекрыть курс сухогрузу. Старая посудина трещала по всем швам, но не сбавляла ход и упорно пробивалась к турецкому берегу.

За этой гонкой ни капитан, ни команда, ни застывшие у левого борта Ибрагим и Окан не заметили, как подкрался рассвет. Горизонт прояснился, и у кромки, на западе, проступил силуэт турецкого военного корабля. Они все еще не могли поверить в свою удачу, но радист новой радиограммой рассеял последние сомнения. Заметили его и на грузинском сторожевике, и в бессильной злобе, огрызнувшись пулеметной очередью, легли на обратный курс.

И когда над сухогрузом навис мощный борт военного корабля, Ибрагим, Окан и Урал смогли с облегчением вздохнуть. Словно на чужих ногах, они спустились в каюту, без сил рухнули на койки, и навалившаяся свинцовая усталость быстро свалила в сон. Разбудил их сиплый гудок сухогруза. Сверху доносились отрывистые команды капитана Исмаила и топот ног: команда готовилась к швартовке. В иллюминаторе показался лес портовых кранов — это был Трабзон, и Ибрагим с Оканом поторопились избавиться от своего опасного груза. Пакет с пистолетами и гранатами, вывалился за борт и, булькнув, пошел ко дну. Они поднялись на палубу и с нетерпением ждали, когда сухогруз причалит к берегу.

Ибрагим с жадным любопытством всматривался в надвигающийся из утреннего тумана порт и быстро отыскал тот причал, с которого вместе с Гумом чуть больше полугода назад отправлялся в Абхазию. За это время здесь ничего не изменилось. У пассажирского терминала, как и тогда, толпились на посадку русские челноки, перед портовой гостиницей вился рой такси, но ему казалось, что с тех пор прошла целая вечность.

Война раз и навсегда круто изменила его жизнь, и он не без внутренней тревоги ожидал встречи со своим прошлым. Первым напоминанием о нем стал Эндер Козба. Здесь, в порту Трабзона, восемь месяцев назад с него для них с Гумом и начался путь в Абхазию. Сейчас он вместе с Кавказом прохаживался по причалу и что-то увлеченно рассказывал.

Команда капитана Исмаила заставила Ибрагима встрепенуться. Швартовые канаты взлетели в воздух и шлепнулись на пирс. Гребные винты последний раз вспенили воду за кормой и затихли. Он и Окан с трудом дождались, когда с борта спустили трап, и, крепко пожав руку Уралу и капитану, которым предстояло улаживать портовые формальности, поспешили навстречу пограничникам и таможенникам. Те вели себя на редкость великодушно, бегло проверили документы с вещами и разрешили сойти на берег. Там Ибрагим и Окан попали в крепкие объятия Кавказа и Эндера.

Измочаленный вид друзей без слов все сказал Кавказу, и он тут же потащил их в гостиницу, но Ибрагим, узнав про рейс в Стамбул, категорически отказался и потребовал немедленно ехать в аэропорт. Там несколько остающихся до отлета часов они провели в баре. Живой, словно ртуть, Эндер, как ни крепился, так и не смог себя сдержать и затерзал их вопросами, к концу разговора они отвечали уже невпопад и сонно кивали носами в тарелки. Ибрагим не расслышал, когда объявили посадку, их, полусонных, Кавказ и Эндер довели до посадочного терминала и, там простившись, возвратились на автостоянку. Им вместе с Уралом предстояла нелегкая работа — найти новое судно и экипаж, капитан Исмаил зарекся больше плавать в Абхазию.

Но это был уже вопрос времени. Отчаянные смельчаки еще не перевелись среди трабзонских моряков, и потому Ибрагим не сомневался в том, что рано или поздно, но Урал и Кавказ с помощью Эндера Козбы найдут таких. Откинувшись на спинку кресла, он спал сном счастливого человека — половина поручения президента Владислава Ардзинбы была выполнена. И еще особенным теплом его душу согревала лежащая в нагрудном кармане небольшая капсула с землей, взятой с могил Арсола и Коса Авидзба.

До конца полета он так и не проснулся. Не разбудили его ни рев турбин заходящего на посадку самолета, ни удар шасси о бетонку. И тем удивительнее, что только тихо произнесенное Оканом: «Ибо, мы дома!» подбросило Ибрагима с кресла.

«Дома! Дома!» — повторял он про себя и не замечал ни шаткого трапа, ни суеты пассажиров, не слышал разговора таксиста с Оканом. Его взгляд пожирал улицы и площади, купался в море рекламных огней, и, когда впереди показалась хорошо знакомая улица, сердце в груди забухало, как кузнечный молот. Простившись с Оканом, он, не дожидаясь остановки, выскочил из машины, перемахнул тротуар и, влетев под арку, остановился, чтобы перевести дыхание. Затем с замирающим сердцем взялся за ручку двери. Уже подзабытый мелодичный звон колокольчика напомнил еще раз, что это не чудесный сон — он дома… Дома!!!

Войти незамеченным Ибрагиму не удалось. На звук колокольчика из гостиной выглянула сестра и остолбенела, а через мгновение ее радостный крик: «Ибо! Ибо приехал!» поднял на ноги весь дом.

Захлопали двери, и в холл из комнат высыпали горничная, мама, отец и затискали его в своих объятиях. Не прошло и пяти минут, как из офиса примчался старший брат Аттила, и впервые за год семья Авидзба в полном составе собралась за одним столом. Сгоравшие от нетерпения сестра и мать, едва только опустели тарелки, накинулись на Ибрагима с вопросами. Не удержался и обычно скупой на слово отец, его интересовало все, что было связано с малой родиной и фамилией Авидзба в Абхазии. До глубокой ночи продолжался этот взволновавший всех разговор, и только усталость заставила семью Авидзба разойтись по комнатам и лечь спать.