Николай Лузан - Между молотом и наковальней

Несмотря на все усилия ремонтных бригад, большинство котельных и кочегарок так и не удалось запустить, а кое-где восстановленное электроснабжение работало с перебоями и с трудом поддерживало еле теплившуюся жизнь города. Стылый холод вымораживал стены домов, и они превращались в настоящие холодильники. Их хозяева, пытаясь сохранить капли драгоценного тепла, старались без лишней нужды не выходить на улицу. Наступившая зима угрожала не только холодом, но и голодом. Незасеянные с прошлого года поля заросли густым бурьяном, загоны для скота после набегов гвардейцев и мародеров наполовину пустовали. Крестьяне, еле сводившие концы с концами, делились последним, но это мало облегчало положение горожан, особенно одиноких стариков, с каждым днем оно становилось все хуже.

Утлые турецкие суденышки, снаряженные махаджирами, и их капитаны, отваживавшиеся в октябре прорываться мимо грузинских сторожевых кораблей к абхазским берегам, с наступлением холодов и свирепых штормов перестали появляться на сухумском рейде. Единственный уцелевший портовый кран сиротливо смотрел стрелой в равнодушное и холодное небо. На городских складах и без того скудные запасы муки и пшена подходили к концу, бензина и солярки, которые выдавались только армии и флоту, едва хватало на одну заправку.

Очередной рабочий день в кабинете президента Абхазии Владислава Ардзинбы, единогласно избранного на этот пост парламентом республики 26 ноября, начинался с одного и того же: министры докладывали о том, сколько осталось килограммов муки, соли и крупы, литров бензина и солярки. Скудные запасы таяли на глазах, положение становилось все более угрожающим, не могли его поправить даже поставки из Адыгеи. Несмотря на все усилия ее президента Джаримова, большинство грузов застревало на складах российской таможни.

«Где взять хлеб?.. Где взять соль?.. Где взять мазут?» — повторял про себя как заклинание президент и рассеянно перебирал сводки, словно надеясь найти в них ответ. Но бесстрастные цифры говорили только об одном: запасы подходят к концу. Это был какой-то заколдованный круг, из которого ему пока не удавалось вырваться. Он с раздражением отшвырнул от себя эти ставшие ненавистными бумаги, встал из-за стола и прошел к окну.

За ним в серой пелене моросящего дождя свинцово-сизыми валами вздымалось штормовое море. Пенистые языки перехлестывали через парапет набережной и грязными лужами растекались по тротуару. Придвинувшийся к самой сухумской бухте горизонт был абсолютно чист. На нем давно не возникали дымы кораблей, последний турецкий сухогруз, отважившийся прорваться через блокаду и шторма, стоял на рейде полмесяца назад. И невольно теплая волна благодарности поднялась в груди президента к капитану корабля, его отчаянному экипажу и тем сотням, тысячам земляков-махаджиров, проживающих в Турции, которые и после окончания войны продолжали помогать словом и делом.

«Делом! Делом!» — повторил про себя Владислав Ардзинба, отошел от окна и пригласил из приемной дежурного телохранителя.

Ибрагим Авидзба, разгладив на куртке невидимые складки, прошел в кабинет и остановился у порога.

— Прикрой дверь, Ибо! — распорядился президент и задержал на нем потеплевший взгляд.

Еще тогда, в Гудауте, при первой встрече ему приглянулся этот доброволец-махаджир. В его тогда еще по-юношески наивных и открытых глазах он прочитал то, что больше всего ценил в людях — твердый характер и быстрый ум. Со временем симпатии к немногословному телохранителю еще больше возросли. Война, как огонь в горне кузнеца, закалила, но не ожесточила Ибрагима. Президент не раз ловил себя на мысли, что если бы у него был сын, то он хотел бы, чтобы тот походил на этого махаджира-добровольца. И сейчас, не считая нужным заходить издалека, Владислав Ардзинба прямо спросил:

— Урал Атыршба смелый парень?

— Да!.. — озадаченно ответил Ибрагим.

— А он рискнет с кораблем прийти к нам?

— Можете не сомневаться, Владислав Григорьевич, но с капитаном могут возникнуть проблемы, надо искать, — догадался, о чем идет речь, Ибрагим.

— Но в октябре он нашел?!

— Я думаю, и на этот раз получится, тем более там Кавказ. Мне надо с ними созвониться.

— Хорошо! Но это надо сделать поскорее, с запасами у нас совсем плохо, особенно с мукой и соляркой.

— Сегодня, в крайнем случае завтра ответ будет!

— Хорошо! Я надеюсь, что Кавказ с Уралом сделают все возможное и корабль с грузом не позднее середины декабря будет стоять у нас в порту.

— Они сделают и невозможное, Владислав Григорьевич! — заверил Ибрагим.

— Я верю в них! — ответил он и продолжил: — С оплатой тоже решим! Часть найдем здесь, ну и, надеюсь, помогут наши земляки в Турции. Я переговорю с Дженгизом Полем и Ирфаном Аргуном, а они подключат к этому вопросу кого надо.

— Владислав Григорьевич, мой брат тоже не откажет, — предложил Ибрагим.

— Аттила? — уточнил президент.

— Да!

— Спасибо! Даже и не знаю, чем мы сможем его отблагодарить! Он настоящий абхаз!

— Ему достаточно вашего слова, Владислав Григорьевич! Он это делает от чистого сердца, ради Абхазии!

— Хорошо, что у нее есть такие сыновья, как Аттила, Урал, Кавказ и ты, Ибо! Она никогда не забудет вас! — с теплотой произнес президент, и его суровый взгляд смягчился.

— Владислав Григорьевич! Владислав Григорьевич! — пытался что-то сказать растроганный Ибрагим.

— Не надо слов, Ибо! Мы мужчины! Пусть за нас говорят дела! — закончил на этом разговор президент.

В тот же вечер Ибрагим связался по телефону с Уралом и Кавказом. Братья Атыршба с ответом не задержались и не заставили себя долго ждать. Спустя неделю турецкий сухогруз, груженный соляркой и мукой, на рассвете причалил к пристани в сухумском порту. Урал сдержал свое слово и сейчас, сидя в кабинете президента, не знал куда деваться от похвал. На память об этой встрече он уносил на своей руке именные часы.

Два последующих дня Ибрагиму, Окану и Уралу пришлось крутиться как белкам в колесе. В среду к исходу дня все работы на сухогрузе были закончены, и они поднялись на борт. При себе Ибрагим имел девяносто тысяч долларов, которые Владиславу Ардзинбе удалось наскрести в банке и под свое честное слово получить у друзей Абхазии в России. Это была оплата в счет будущей поставки зерна и солярки из Турции. Такую огромную сумму ни Ибрагим, ни Урал, ни Окан не решились хранить при себе, тем более в сейфе капитана Исмаила. В случае перехвата судна грузинским сторожевиком они могли стать легкой добычей. Выход из положения нашел Урал. В его каюте они оборудовали тайник. К целлофановому свертку с деньгами, что лег на дно, добавились еще четыре гранаты и два пистолета. Их Ибрагим с Оканом прихватили на крайний случай.