Николай Лузан - Между молотом и наковальней

Их слабый ружейный огонь не мог остановить неумолимый накат «русского вала». Артиллерийская батарея капитана Чугунова снова прошлась свинцом по оборонительным позициям и подавила оставшиеся очаги сопротивления. Развалины навсегда погребли под собой последних защитников, и в наступившей пронзительной тишине слышался лишь треск пламени и мерный, неумолимо приближающийся шаг русской пехоты.

Прошла минута-другая — и чуткое ухо Коньяра уловило зарождающийся в глубине западного ущелья грозный гул, на его лице появилась победная улыбка, и он придержал коня. Эта новая и напоминающая сход горной лавины угроза горцам клубами бурой пыли наплывала на долину, а через мгновение лихой свист и рев сотен глоток заглушили все остальные звуки.

Эскадрон есаула Найденова, находившийся в засаде, дождался своего часа и теперь, разлившись лавой по берегу реки, несся на перехват тех, кто уцелел после последнего артналета и искал спасения в лесу за рекой. Впереди, слившись с лошадьми, скакали известные своей удалью казаки из станиц Абинской и Крымской. В развевающихся на ветру бурках они, подобно гигантским птицам, черной стаей стелились над землей.

Расстояние неумолимо сокращалось, и казалось, что ничто и никто не в силах остановить этот безжалостный галоп смерти. Каких-то две сотни саженей оставалось до беспощадной резни, и здесь из теснин южного ущелья вырвался отряд горских всадников. Их было намного меньше казаков, но отчаяние и безумство храбрых множили силы. На полном скаку с поразительной точностью и синхронностью они, перестроившись клином, нацелились на острие «казацкой пики», грозящей метавшимся в панике по берегу реки женщинам, старикам и детям.

Эта захватывающая дух картина стремительно надвигающейся развязки боя заставила Коньяра осадить лошадь и вскинуть к глазам бинокль. Вслед за ним офицеры приникли к подзорным трубам, а пехота сбавила шаг. Вот-вот на их глазах должен был развернуться заключительный и самый кровавый акт драмы человеческой жизни и смерти.

Отряды конников, подобно двум горным потокам, неслись навстречу, чтобы через мгновение схлестнуться в бешеном и безжалостном водовороте сабельной рубки. Топот копыт, храп лошадей, свист рубящих воздух сабель и шашек стоял в ушах прильнувших к холкам всадников. Все они: русские, абхазы, убыхи в эти последние мгновения атаки жили только одним: разорвать, затоптать и изрубить ненавистного врага.

За сотню саженей до казацкой лавы отряд горцев разделился. Первая группа — сабель в двадцать, которую вел за собой Арсол Авидзба, принялась забирать вправо. Его младшие братья Гедлач и Коса старались не отстать от командира отряда убыхов Апсара Атыршбы — эта группа уходила влево. Найденов быстро оценил маневр: своей «вилкой» они пытались разорвать казацкую лаву, задержать наступление и дать уйти за реку тем, кто уцелел после огня артиллерии.

Горцы использовали свой единственный шанс и с презрением к смерти готовы были пожертвовать собою. Их искаженные лютой ненавистью и неимоверным напряжением лица говорили сами за себя. Есаулу уже ничего другого не оставалось, как только положиться на сметку и боевой опыт своих бойцов. В следующее мгновение казаки и горцы сшиблись в устрашающем ударе, обрушившем на землю первую цепь и исторгнувшем из сотен глоток дикий вопль. Он заглушил звон клинков, треск костей, предсмертные стоны раненых и ржание лошадей. Началась отчаянная сабельная рубка.

Первыми схлестнулись с казачьим арьергардом воины Апсара Атыршбы и в считаные минуты изрубили его. Второй отряд горцев ударил в середину лавы и попытался рассечь ее надвое. Арсол Авидзба, напоминая стенобитный таран, саблей и кинжалом прокладывал себе путь к есаулу Найденову. Судороги сводили его побагровевшее от напряжения лицо и выдавливали глаза из орбит. Правая рука, сжимавшая тяжелую самурзаканскую саблю, пошла узлами вздувшихся вен, левая взметнула кинжал. Казацкая шашка с пронзительным визгом скользнула по лезвию кинжала и отлетела в сторону. Испытанным приемом Арсол обезоружил бородатого урядника и со всего плеча одним ударом сабли раскроил надвое.

До Найденова оставалось несколько саженей, и здесь сокрушительный удар грудью громадного жеребца в бок легкого кабардинца чуть не вышиб Арсола из седла. Он выронил кинжал и едва успел ухватиться за луку седла. Этого хватило на то, чтобы казаки взяли его в кольцо. Острие пики, разодрав черкеску и оцарапав правый бок, прошло мимо. Краем глаза он заметил сверкнувшую справа шашку и, изогнувшись в немыслимом прогибе, в последний момент вскинул саблю. Сталь о сталь брызнула искрами, и острая боль, полоснувшая по левому плечу, замутила глаза Арсола. В меркнущем сознании оскаленным пятном возникло чье-то белобрысое лицо, и в последнем отчаянном броске он вонзил саблю во вдруг ставшее мягким и податливым, будто тесто, чужое тело.

Рядом, окруженный со всех сторон, отчаянно рубился Дженгиз Гума. Подняв коня на дыбы, он, извиваясь, как угорь, уклонялся от тычков пик и бешено вертел саблей, пока ее не вышибли из руки. Оставшись с одним кинжалом, продолжал биться до тех пор, пока три пики не пронзили его и не вырвали из седла. Окровавленное и изрубленное тело зависло в воздухе, а затем рухнуло под копыта лошадей.

Осатанев от ярости и боли, казаки и горцы кололи и рубили по чему попало: по спинам, рукам, головам и лошадям. Рычащий и хрипящий клубок из человеческих тел и туш лошадей скатывался все ниже к реке. Силы были явно неравны, горстке горцев, продолжавшей оказывать отчаянное сопротивление, ничего другого не оставалось, как только умереть стоя, и они сомкнули каре. Найденов, решивший понапрасну не терять казаков — от эскадрона осталось уже меньше половины, крикнул:

— Хлопцы, в круг!

Казаки отхлынули назад и ощетинились остриями пик. Прошла секунда-другая. В наступившей тишине были слышны лишь предсмертные стоны раненых и тяжелое дыхание живых. Десяток горцев плотнее сомкнул свои ряды. С одними кинжалами и изломанными саблями, едва стоящие на ногах, они стойко держались до конца и, кажется, готовы были драться голыми руками. Их мужество тронуло каменное сердце Найденова. Он опустил шашку и коротко обронил:

— Вы заслужили жизнь. Сложите оружие и можете идти!

Но никто из горцев не шелохнулся.

— Сложите оружие и можете идти! — повторил есаул.

— Идти? Куда? — прозвучал гневный выкрик.

— Собака, ты убил наших детей!

— Ты растоптал нашу землю!

— Кто вернет моего брата?!

— Кто?!!

Размахивая обломками сабель и кинжалами, горцы бросились в свою последнюю атаку.

— Поднять басурманов на пики! — взорвался Найденов.

С криками «Смерть шакалам!» те искали смерти на своих и чужих штыках.