Петра Куве - Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу

В конце мая в Переделкино привезли переносной рентгеновский аппарат; рентген выявил рак легких с метастазами в другие органы. Надежды на выздоровление не было. Пастернак хотел увидеться с сестрой Лидией. Александр послал в Англию телеграмму: «ПОЛОЖЕНИЕ БЕЗНАДЕЖНО [827] Александр Пастернак. Телеграмма Лидии Пастернак-Слейтер 27 мая 1960 // Boris Pasternak, Family Correspondence, 418. ПРИЕЗЖАЙ ЕСЛИ СМОЖЕШЬ». Несмотря на просьбы, направленные лично Хрущеву, Лидия целую неделю провела в Лондоне, ожидая, пока советские власти дадут ей визу; к тому времени, как приняли положительное решение, было уже поздно.

27 мая у Пастернака упал пульс. Его реанимировали. Открыв глаза, он сказал, что ему было хорошо, а теперь ему вернули беспокойство. Он по-прежнему чувствовал себя плохо, когда позже в тот же день говорил с сыном Евгением.

«Как все неестественно [828] Пастернак Е. Последние годы // Пастернак Б. ПСС. Т. 11, 712. . Этой ночью мне вдруг стало совсем хорошо, — а оказалось, что это — плохо и опасно. Спешными уколами меня стали выводить из этого состояния и вывели. А теперь, вот пять минут тому назад, я сам стал звать врача, а оказалось — чепуха, газы. И вообще я чувствую себя кругом в дерьме. Говорят, что надо есть, чтобы действовал желудок. А это мучительно. И так же в литературе: признание, которое вовсе не признание, а неизвестность. Казалось бы, засыпало раз, и уже окончательно, хватит. Нет воспоминаний. Все по-разному испорченные отношения с людьми. Все отрывочно — нет цельных воспоминаний. Кругом в дерьме. И не только у нас, но повсюду, во всем мире. Вся жизнь была только единоборством с царствующей пошлостью за свободный и играющий человеческий талант. На это ушла вся жизнь».

К вечеру 30 мая врачам стало ясно, что смерть неминуема. Зинаида Николаевна вошла к Пастернаку.

«Я очень любил жизнь и тебя [829] Зинаида Пастернак. Воспоминания // Борис Пастернак. Второе рождение, 391. , — сказал он, и его голос ненадолго окреп. — Но расстаюсь без всякой жалости: кругом слишком много пошлости не только у нас, но и во всем мире. С этим я все равно не примирюсь».

Около 11 вечера к нему вошли сыновья. «Боренька, скоро приедет Лида [830] Голодец А. Последние дни // Пастернак Б. ПСС. Т. 11, 761. , она уже в пути, — сказал отцу Евгений. — Подожди немного!»

«Лида — это хорошо», — ответил Пастернак.

Он попросил всех, кроме сыновей, выйти. Сыновьям он велел держаться подальше от части его наследства, которая находилась за границей, — роман, деньги и все сопутствующие осложнения. Он сказал, что с этим разберется Лидия.

Ему становилось все труднее и труднее дышать. Сестры принесли кислородную палатку. Он прошептал Марфе Кузьминичне: «Не забудьте завтра открыть окно» [831] Ивинская. В плену времени, 373. .

30 мая в 23:20 Пастернак скончался.

Зинаида и экономка обмыли и одели его. Родственники почти всю ночь не спали.

В 6 утра на дороге, ведущей к даче Пастернака, Ивинская увидела, как возвращается со смены Марфа Кузьминична с поникшей головой. Ивинская поняла, что Пастернак умер, и, рыдая, бросилась на «Большую дачу»:

«Теперь вы можете меня пустить [832] Голодец А. Последние дни // Пастернак Б. ПСС. Т. 11, 762. , теперь вам меня бояться нечего».

Никто ее не остановил. Она подошла к телу. «Боря лежал еще теплый [833] Ивинская. В плену времени, 374. , руки у него были мягкие, и лежал он в маленькой комнате, в утреннем свете. Тени лежали на полу, и лицо его было еще живое, и совсем не похожее на то застывшее и скульптурное, которое потом все видели…» Она вспомнила его голос, как он читал «Август» из «Живаговского цикла»:

Весть быстро распространилась по поселку. Лидия Чуковская пошла к отцу; у него задрожали руки [835] Reeder, Anna Akhmatova, 366. . Он плакал без слез. «Стоит прелестная, невероятная погода [836] Чуковский. Дневник, 31 мая 1960, 444. — жаркая, ровная, — яблони и вишни в цвету. Кажется, никогда еще не было столько бабочек, птиц, пчел, цветов, песен. Я целые дни на балконе: каждый час — чудо, каждый час что-нибудь новое, и он, певец всех этих облаков, деревьев, тропинок (даже в его «Рождестве» изображено Переделкино), — он лежит сейчас — на дрянной раскладушке, глухой и слепой, обокраденный — и мы никогда не услышим его порывистого, взрывчатого баса».

В советской прессе царило молчание, хотя во всем мире о смерти Пастернака писали на первых полосах. Премьер-министры, королевы и обычные люди присылали свои соболезнования. Фельтринелли в Милане сказал: «Смерть Пастернака [837] Carlo Feltrinelli, Feltrinelli, 177. — такой же тяжелый удар, как потеря лучшего друга. Он был воплощением моих нонконформистских идеалов в сочетании с мудростью и глубокой культурой».

И лишь 1 июня внизу последней страницы заштатного издания «Литература и жизнь» появилась маленькая заметка [838] Информация отдела культуры ЦК КПСС о похоронах Б. Л. Пастернака 04.06.1960 — см.: Афиани, Томилина. Пастернак и власть, 289. : «Правление Литературного фонда СССР извещает о смерти писателя, члена Литфонда, Пастернака Бориса Леонидовича, последовавшей 30 мая с. г. на 71-м году жизни после тяжелой, продолжительной болезни, и выражает соболезнование семье покойного». В газете ни слова не было о времени и месте похорон. Как правило, некрологи, посвященные видным писателям, появлялись во всех ведущих ежедневных изданиях. В «Литгазете» печатали телеграммы, подписанные собратьями-писателями. Пастернак по-прежнему оставался парией, достойным лишь одного предложения, а в служебной записке ЦК «для внутреннего пользования» утверждалось, что такое оскорбление «приветствовали представители художественной интеллигенции». 2 июня «Литературная газета» поместила заметку, перепечатанную из «Литературы и жизни», также внизу последней полосы. Но на той же полосе поместили большую статью о чешском поэте Витезславе Незвале под заголовком «Волшебник поэзии» [839] Dewhirst and Farrell, The Soviet Censorship, 61. . Часть читателей усмотрели в таком соседстве не простое совпадение, но поразительную смелость неизвестного редактора.

Были и другие извещения о смерти Пастернака — их писали от руки и приклеивали к стене у билетной кассы Киевского вокзала, откуда пригородные поезда отправлялись в Переделкино. «В ночь с 30 на 31 мая 1960 г. скончался один из Великих поэтов современности Борис Леонидович Пастернак. Гражданская панихида состоится сегодня [840] Priscilla Johnson, «Death of a Writer» // Harper's (май 1961), 140–146; Ивинская. В плену времени, 376. в 15 час. ст. Переделкино». Такие же объявления появлялись в разных местах города. Милиционеры срывали их, но на их месте вскоре появлялись другие.