Филип Болл - Музыкальный инстинкт. Почему мы любим музыку

Рис. 3.24 Ступени мажорной гаммы.

Кроме наличия сравнительно небольшого количества нот в октаве, у звукорядных систем всего мира есть еще одна общая черта: между соседними нотами неизбежно фиксируется неодинаковое расстояние (звукоряд яванского гамелана sléndro является очень редким исключением). У диатонической мажорной гаммы изменение высоты звука проходит по ступеням (тоника) тон-тон-полутон-тон-тон-тон-полутон (октава) (Рис. 3.24). Различные лады средневековой музыки, как и их предполагаемые предшественники из древнегреческой музыки, обладали ступенями с другой последовательностью, но во всех прослеживалась аналогичная нерегулярность. Таким образом восхождение к октаве происходило по лестнице со ступенями разной величины.

Почему бы не разделить ступени высоты звука как можно равномернее, чтобы избежать провалов и скученности промежутков? Вероятнее всего потому, что неравномерные ступени обеспечивают слушателя ориентирами, с помощью которых он отыскивает «тональный центр» мелодии – как сказали бы представители западной культуры, определяет тональность композиции. Коротко говоря, неравномерные ступени дают средства, помогающие отличить одну лестницу от другой. Представьте звукоряд с идеально равномерными ступенями (Рис. 3.25а). Транспонирование этого звукоряда в новую тональность означало бы смещение начала звукоряда на другую ступень. Но новый звукоряд поднимался бы точно так же – только начинаясь и заканчиваясь на иной высоте. Итак, мелодия напоминает прогулку вверх и вниз по ступеням. Мы последовательно переходим от одной к другой. Если вы услышите фрагмент мелодии – например, восходящую последовательность из четырех ступеней – вы не сможете определить, к какой из возможных лестниц принадлежит мелодия. Другими словами, по музыкальному отрывку вы не сможете сказать, где «начинается» лестница (какая у нее тоника). Именно этим свойством обладает музыка, написанная в хроматической гамме, где все ступени одинаковые. Поэтому хроматизм – это способ создать неопределенность о тональности. Позже мы обсудим, почему этот прием может быть музыкально эффективным.

Рис. 3.25 Гармонические ряды с одинаковыми ступенями можно наложить друг на друга при транспонировании: они все «поднимаются на одинаковую высоту», но начинаются с разных нот. Это означает, что мелодия на одной лестнице подходит для любой другой лестницы при наложении (а). Отсутствие понимания «местоположения» музыки можно сравнить с ощущениями пианиста, когда ему предложили сыграть композицию на фортепиано с гомогенной клавиатурой, где черные клавиши расположены через каждые две белые клавиши. В отличие от равномерных ступеней, неравномерные шаги повышения звука диатонической шкалы говорят о том, что гаммы в разных тональностях не совпадают при наложении (б). В данном случае мелодия, которая подходит к одной лестнице, не подойдет к большинству других лестниц, что позволяет быстро сделать вывод (или хотя бы предположить), в какой тональности мелодия была написана.

В отличие от описанного варианта, лестницы с неравномерными ступенями не совпадают при наложении во время транспонирования: там, где в оригинальной тональности была маленькая ступень, в новой тональности на ее месте может быть большая (Рис. 3.25б). В результате мы можем довольно быстро разобраться, какая тоника у мелодии: тональность определяется по небольшому фрагменту.

Например, если вы слышите фрагмент мелодии из трех нот ми, фа, соль (первая и третья «Falling down» из песни «London Bridge is Falling Down»), то вы, вероятно, сможете подсознательно определить, что композиция написана в тональности до мажор. Почему? Потому что вы услышали ступени высоты звука полутон-тон. Где они располагаются в диатонической гамме? Мы полагаем, что фрагмент совпадает либо со ступенями 3, 4, 5, либо с 7, 1’, 2’. Первая помещает тонику, 1, на два целых тона ниже первой ноты последовательности, то есть на до. Последняя указывает на тонику фа, но бы с большей вероятностью выберем до, потому что фрагмент начинается и оканчивается нотами, которые важнее, а значит и «стабильнее» в тональности до – третья и пятая – чем в тональности фа. [20] Я не имею в виду, что вы сразу выпалите: «Ага, это же до мажор» (если, конечно, у вас не абсолютный слух). Я говорю о том, что вы услышите фрагмент мелодии и почувствуете, что он закреплен за тоникой, которая располагается на два целых тона ниже первой ноты фрагмента.

Конечно, наша догадка может быть неверна. Фрагмент может, например, быть в минорной гамме и в этом случае восходить к ре минор или, при ином подборе минорной гаммы, к ля минор. Или отрывок может быть из произведения, написанного в других тональностях с модифицированными (повышенными и пониженными на полтона) версиями нот, – нет причин полагать, что композитор не может заставить этот фрагмент «сработать» в тональности соль мажор или фа-диез минор. Но такие варианты встречаются редко (позже я подробнее объясню, что имею в виду под словом «редко»). Поэтому при наличии всего трех нот у нас есть неплохие шансы отыскать правильный тональный центр. На самом деле мы можем даже больше, но по определенным причинам я вернусь к этой теме позже.

Младенцы от шести до девяти месяцев от роду сильнее привязываются к звукорядам с неравномерными ступенями, чем с равномерными. Наверное, к этому времени они уже способны определять, какому звукоряду отдавать предпочтение (вам, возможно, интересно, откуда столько известно о «музыкальных» вкусах новорожденных детей: существуют хорошо отработанные техники для определения подобных нюансов. Например, наблюдение за тем, как младенец поворачивается к источнику звука и звуковых последовательностей или отворачивается от него). Утверждают, что повышенная чувствительность детей к звукорядам с неравномерными ступенями (по сравнению с равномерными ступенями) сохраняется, даже когда эти звукоряды относятся к недавно изобретенным, а не к классическим диатоническим гаммам. Если это правда, то нам есть над чем задуматься: было бы поразительно, если бы человеческий мозг обладал врожденной способностью искать тональные центры в серии звуков разной высоты и таким образом обладал бы чувствительностью к любым механизмам, которые помогают достичь этой цели. Хотя лично я не вижу никаких причин полагать, что это правда. Ни одна теория об адаптивной функции музыки не говорит о такой способности. Возможно, ребенок может распознавать сходство с теми музыкальными звукорядами, которые за шесть месяцев жизни уже успел услышать много раз. Но пока это наблюдение просто сбивает с толку.