Филип Болл - Музыкальный инстинкт. Почему мы любим музыку

Нас не должно удивлять, что звукозаписывающие компании заприметили и исследовали маркетинговый потенциал этой идеи, особенно если учитывать эмоциональную заряженность вопроса детского развития. Но на самом деле не существует никаких доказательств эффекта Моцарта, а Министерство образования и научных исследований Германии даже выпустило специальный доклад по этому вопросу – всех разочаровавший – после того, как спонсоры завалили министерство предложениями о проведении исследований на тему взаимосвязи музыки и интеллекта. Волна воодушевления поднялась из-за публикации1993 года в научном журнале «Nature», а ведь ее авторы даже не смогли доходчиво объяснить – и не потрудились хоть как-то исследовать – вопрос благотворного влияния музыки Моцарта на развитие интеллекта у детей.

Позже мы еще вернемся к сомнительному эффекту Моцарта, а пока скажу только, что его идея не появилась ниоткуд. Авторы исследования 1993 года писали, что у идеи о способности музыки стимулировать работу мозга и улучшать выполнение когнитивных функций довольно долгая история: изначально эта концепция основывалась только на словесной информации, но в наши дни новые технологии, а именно магнитно-резонансная томография (МРТ), позволяют нейроученым напрямую увидеть, чем занят мозг во время прослушивания музыки, как и выяснить, пересекается ли его активность с другими ментальными функциями. В следующих главах я более подробно расскажу о нескольких примерах подобного.

Увидеть «напрямую», пожалуй, слишком сильно сказано. Нынешние технологии обгоняют нашу способность интерпретировать то, что мы видим с их помощью: мы пока не в состоянии четко понять, какую работу выполняют все отделы мозга и как они взаимодействуют. Картинка получается очень впечатляющей, но при взгляде на нее мы можем сказать только то, что мозг включает одну свою область для обработки того и этого. Но мы не знаем, что подразумевает восприятие того и этого.

Если смотреть с позиции музыки, то исследования при помощи МРТ часто имеют как положительные, так и отрицательные стороны. Многочисленные когнитивные задачи, к примеру, зрение и речь, связаны со строго определенными центрами активности мозга, чего не скажешь о музыке. В общих чертах, когда мы слушаем музыку, то вспыхивают все центры разом, активность наблюдается во всем мозге: участвуют двигательные центры, отвечающие за моторные функции, «первичные» эмоциональные центры, языковые модули, ответственные за обработку синтаксиса и семантики, слуховые центры… В отличие, скажем, от речи, музыка не затрагивает специализированных совокупностей нейронных связей, расположенных в одной или нескольких зонах: она является «общемозговым» феноменом. С одной стороны, это обстоятельство затрудняет возможность определить, что все-таки происходит. С другой стороны, оно прямо указывает на невероятную важность музыки: никакой другой раздражитель не вызывает реакцию всех аспектов психического аппарата и не заставляет их так взаимодействовать между собой. Левое полушарие общается с правым, логика взывает к эмоциям – и нам не нужен никакой эффект Моцарта, чтобы обосновать важность музыки для развития, познавательной способности, образования и социализации. Проще говоря, музыка – это гимнастика для ума.

Вот основная проблема нейронауки: как может исключительное богатство человеческого опыта вылиться в несколько светящихся точек на карте головного мозга, где магическая сила ядерного магнитного резонанса обнаружила усиленный прилив крови, или электроды, грубо закрепленные на черепе, отследили электрические импульсы? Каким образом мы можем надеяться решить уравнение, связывающее Баха с Пикассо в желеобразной массе размером с грейпфрут?

Если мои высказывания в адрес современных технологий в неврологии кажутся пренебрежительными, то всему виной масштаб обозначенной проблемы. Но даже грубые обобщения, которые мы можем применить к работе мозга на основе размытых, абсурдно зернистых карт мышления, обладают огромной значимостью. Зная, какие области мозга используются для выполнения различных задач, мы можем обрисовать картину того, как мозг классифицирует и интерпретирует саму суть умственного труда, какая часть влажного мозгового оборудования выбирается для выполнения работы, какие рабочие процессы осуществляются с применением одних и тех же умений. Вот чем главным образом занята нейронаука музыки: определением того, какие совокупности нейронных связей активирует мозг. При этом функции этих нейронных связей известны заранее или мы предполагаем их назначение на основе их участия в других действиях.

Мозг предстает перед нами в образе огромного бюрократического аппарата, состоящего из множества отделов, причем одни отделы состоят в постоянных сношениях друг с другом, а другие едва ли подозревают о существовании остального коллектива. Мозг, это очевидно, разделен на два полушария в левой и правой части черепа. Одним из достижений музыкальной нейронауки можно назвать тот факт, что она поставила под сомнение избитое клише о «правополушарном» и левополушарном» мышлении, которые традиционно связывают с логикой или аналитикой и эмоциями или интуицией соответственно. Отмечу, что это представление не лишено смысла – полушария действительно проявляют некоторую тенденцию к специализации, в том числе при обработке музыкального сигнала: восприятие высоты звука, например, в основном (но не полностью) локализуется в правом полушарии. Но полная картина намного сложнее. Например, левое полушарие, по-видимому, сильнее связано с обработкой позитивных эмоций, а правое занимается обработкой негативных.

Большую часть мозга занимает кора больших полушарий (или просто кора), которая в каждом полушарии разделена на четыре доли: лобную, височную, теменную и затылочную (Рис. 9.1).

Им приписываются весьма обобщенные функции. Лобная доля отвечает за планирование и организацию восприятия, а также (задняя часть) принимает участие в двигательных функциях и навыках пространственных восприятий. Височная доля связана с памятью и слухом – в ней расположен гиппокамп, убежище долговременной памяти, и первичная слуховая кора, где звуковые раздражители, полученные из уха, подвергаются первичной обработке; кроме того, она участвует в обработке семантики речи. Теменная доля работает с различной сенсорной информацией, например, руководит чувством пространства. Затылочная доля специализируется на обработке зрительных сигналов. Под височной долей и вблизи к стволу мозга находится мозжечок – старейшая часть головного мозга, которая управляет эмоциональными реакциями, координацией и регуляцией моторики. Но существует и другой важный «центр эмоций» в височных долях коры головного мозга, который называется амигдала.