Арест Ант - Как стать контрабандистом

Автобус ждал нас прямо внутри тюремного двора. Мы разобрали с тележки и растолкали свои вещи по багажным отделениям. Причём только у меня были магазинные пакеты, а все остальные щеголяли одинаковыми тряпичными зелёными чемоданами. Странно. Либо это тюремная роскошь, либо вертухаи справедливо считают меня временным нахлебником? Очень надеюсь, что ими движет многолетний опыт.

В автобусе осталось много свободных мест. Я сел у окна и расслабился. Понемногу согрелся и задремал под негромкий гул голосов.

В Коннунсуо мы прибыли, когда уже совсем стемнело. Пока все суетились с разборкой своих чемоданов-близняшек, я подхватил свои пакеты и первым прошёл через открытую дверь к металлодетектору.

Вокруг толпились вертухаи. Один держал список и молча уставился на меня. Я назвал свою фамилию. Повторил. Потом ещё раз повторил. Вертухай повернул ко мне список. Моя фамилия оказалась под жирной чертой. Вертухай кивнул мне на угол у двери, и приказал ждать.

Ждать пришлось долго. Пока всех подвергли весьма тщательному наружному обыску и брезгливому перетряхиванию вещей. Затем увели в камеры на первом этаже. Вернувшийся вертухай неодобрительно посмотрел на мои пакеты и махнул в сторону лестницы. Я подхватил свои пожитки, и мы медленно поднялись на второй этаж. У знакомой камеры хранения дисциплинированно остановился, и стал ждать, пока он выберет одну понравившуюся из всех свободных секций.

– Когда у вас суд?

– Утром в понедельник.

– Могли бы назначить на вторник после обеда, – тут он выдал несколько явно непечатных фраз, но взял себя в руки и закончил, – Вы будете тут единственным заключённым на все эти выходные. А вас бы могли привезти прямо на суд. И нам проблем меньше.

– Не доставлю никаких проблем. Обещаю. Можно, я возьму с собой некоторые вещи?

– Вначале покажите мне.

– Хорошо, – я стал доставать и показывать всю имеющуюся еду, потом кофеварку, а затем своё барахло, которое планировал одеть на суд. Вертухай забраковал только ремень. Я послушно засунул его в пакет.

– А можно занять свою старую камеру? У меня там были собраны книги на русском языке.

– Какую хотите. Можете из остальных камер книги и журналы собрать. Меньше пыли будет.

– Спасибо, – я действительно обрадовался. Будет чем заполнить выходные.

Вертухай спокойно наблюдал, как я занёс вещи, а потом собрал из всех открытых камер книги. Напоследок я не удержался и бормоча: «Запас карман не тянет, а только наполняет уверенностью в завтрашнем дне», набрал увесистую пачку бумаги и с десяток конвертов.

– Люблю писать, – пояснил я вертухаю, – семья большая. Каждый ждёт ежедневного отчёта.

Он только кивнул головой и позвенел ключами. Вздохнул, взял мел и стал мучительно выписывать мою фамилию на двери

– Намёк понял, – сообщил я сам себе, зашёл в камеру и вполне искренне поблагодарил вертухая, – Спасибо за всё.

Удивительно, но повторное посещение камеры вызвало даже какую-то тёплую волну в груди. Я по-хозяйски обошёл и оглядел все углы. Приоткрыл окно и вдохнул свежий воздух.

– Начинаем адаптацию к свободе, – благодушное настроение стало превалировать над усталостью, – Ещё бы шнырь хавчик на цырлах притаранил… pardon… не пора ли подавать ужин, господа? – я посмотрел на интерком, – А вот с аперитивом пока можно повременить. Заменим музыкальной паузой.

Я пощёлкал кнопкой и нашёл Sputnik – радиостанцию на русском языке. Передавали какое-то косноязычное интервью с заезжим DJ. Тот дисконтом обещал клёвый drive и отпадную тусу с celebrity всего за 15 евро с каждого совершеннолетнего носа. Плюнув с досады, я переключился на финскую музыкальную волну.

– Тони? – я был безмерно удивлён, увидев в холле суда своего адвоката, – А я думал, что вы во Вьетнаме.

– Прилетел ранним утром и решил лично закончить дело и довезти вас домой после освобождения, – Он потрогал свой облупленный красный нос, – Жара была ужасная. А здесь как дела?

– Не знаю. Был только один допрос в тюрьме. Затем у меня сняли все деньги со счетов компании. Да, а перед этим выставили штрафов на десять миллионов.

– Оперативно. Но это мы уладим после окончательного решения суда. А компенсация покроет некоторые ваши убытки. Жаль, что не все. Но у нас не Америка и размеры компенсации просто мизерные.

– Поспешили на евро перейти?

– Почему?

– Свой печатный станок потеряли. А могли бы до сих пор марки штамповать. Тогда и проблем с размером компенсации никаких не возникло. – и вздохнув добавил в пространство по-русски, – Обклеили бы меня марками по самую макушку как ценную бандероль и отправили сачковать.

– Ну, это не совсем так, – Тони спокойно пропустил мимо ушей моё русское лирическое отступление, – С евро более глубокий экономический вопрос. Могу привести несколько очень важных аргументов.

– Не надо. Я просто пошутил. А от следствия сегодня никого не будет? – я оглядел пустой холл, где кроме нас слонялись два неприкаянных вертухая, что приехали вместе со мной из тюрьмы.

– Не знаю. Я не успел поговорить ни с прокурором, ни с судьёй. Но сегодня заканчивается срок, запрошенный для следствия. Посмотрим, с чем они сегодня выступят. Надеюсь, просто отзовут все претензии.

– Ваши слова да Богу в уши… – непроизвольно вырвалось у меня от нахлынувшей надежды, – Ну, это … your words would reach God's ears… without fail.

Тони покивал, полез в свой портфель и занялся бумагами. Я откинулся на стуле и подмигнул равнодушно глазевшему на нас вертухаю. Теперь не хватает только появления герольдов, которые возвестят о сдаче таможенниками всех своих позиций. Хотя я могу обойтись и извинительной писулькой с чеком… на неприличную сумму.

За две минуты до десяти, появилась знакомая секретарша и открыла дверь в зал суда. Мы с Тони уселись на свои места. Два охранника устроились на стульях для зрителей. И никого больше вокруг. Я посмотрел на настенные часы. Начало одиннадцатого. Интересное кино.

Тут раздался топот и в зал внёсся взмыленный прокурор. За ним, слегка отстав, семенил Живчик с уцепившейся за его локоть Пышкой. Дальше мелькнули незнакомые лица. Замыкал эту разномастную группу Лось.

– А вот и шакаль ё к кормушке ломанулось, – произнёс я со вздохом.

– Что? Не понял? – адвокат оторвался от бумаг.

– Tabaqui, – я извиняюще приподнял руку, – Это такой шакал Табаки из сказки про Mowgli.

Тони внимательно осмотрел вошедших, остановился на Живчике и внятно произнёс: «Winnie—the—Pooh with his pessimistic and gloomy grey donkey Eeyore», 172 – тут он указал глазами на прокурора.

Я негромко прыснул, так как характеристика получилась просто убийственной. Живчик слащаво разулыбался, обнаружив отсутствие судьи, а прокурор с печальной пессимистичностью моментально стал рассматривать принесённые с собой бумаги.