Арест Ант - Как стать контрабандистом

– Real murder? (реальный убийца?) – мне слегка поплохело.

Вертухай слегка пожал плечами и двинулся к камере.

– What am I to do? (Что мне делать?), – скорее самого себя спросил я.

– Cry blue murder (Кричи караул), – хохотнул вертухай, не оборачиваясь, и с силой вогнал ключ в замочную скважину.

Открывшаяся дверь представила совершенно пакостное зрелище. На моём месте, на двух матрацах вальяжно возлежал мелкий индивид в семейных трусах и нагло пялился в арендованный на мои кровные деньги телевизор. С таким трудом отчищенная доска объявлений уже криво обляпана голыми бабами. Весь пол в крошках и обёрточных бумажках. Параша фонит как могильник. И это этот смрад плавает во влажной духоте ни разу не проветриваемой камеры. Я с шипением выпустил воздух через плотно сжатые челюсти.

Охранник кинул несколько коротких фраз моему новоявленному сокамернику и захлопнул дверь. Тот соскочил на пол и стал суетливо натягивать штаны.

– Terve! Do you speak English? – с нарастающим холодным бешенством спросил я у мельтешащего сокамерника.

Он отрицательно помотал головой, как-то уж очень затравленно глядя на меня.

– Засрать всё здесь за пару дней смог, а языка так и не выучил? – обвиняюще сообщил я, – Perkele saatana. (Ругательство) Завонялся тут как raato (труп, падаль).

Последнее слово возымело на недомерка невероятный эффект. Он попятился к стене и в глазах явно блеснули слёзы. Сам себя перебивая, он начал громко частить, указывая на дверь.

– Stop, – я ещё раз оглядел камеру, но нигде чистого места не обнаружил. Сделал шаг вперёд и свалил свои пакеты на кровать, – Хватит уже, наговорился. Как зовут? What is your name? Mikä on nimenne?

– Kimmo, – он слегка расслабился.

– Слушай сюда, кимоно маломерное, – я стал раздельно выговаривать каждое слово, – Сейчас убирать камеру будем… cell cleaning… selli… э-э-э… imuroida… capichi, грязнуля?

Он мелко закивал головой и бочком протиснулся к шкафу. Раскрыл дверцы и стал лихорадочно собирать свои вещи, разбросанные по всем полкам. Я залез на батарею отопления и открыл окно. В камеру рванул морозный воздух. Киммо что-то пискнул, но без должной настойчивости.

– Воздух есть основа жизни, – веско отреагировал я, – А ты тут кислород перекрыл, кикимор.

Киммо поманил меня пальцем и стал тыкать в пустые полки:

– Sinun kaapissa… sinun kaapissa… — потом показал на пустые вешалки и продолжил, как заведённый, – Sinun naulakko… ja sinun naulakko.

– Да понял я, понял, что моё, – я стал разбирать свои пакеты и раскладывать одежду по свободным полкам, – Ты это, пока стол приведи в порядок… pöytä… блин… siivota… или как там? В общем, фунциклируй, фунявый.

Тут его прямо прорвало. Он тщательно подмёл пол, вытер стол влажной туалетной бумагой, а потом стал готовить себе место на второй полке.

Я установил кофеварку и устроил себе перекур для обдумывания дальнейших действий.

Сразу после открытия дверей я первым делом целеустремлённо двинул к вертухайской будке. Там опять сидел очередной новый вертухай, лениво перебирая накопившиеся бумажки.

– Разрешите парашу сейчас вынести?

– Завтра с утра, – вертухай так и не оторвался от своего занятия.

– У нас тут новенький, ему не объяснили правил. Уже третий день crap (дерьмо) в камере собирает.

Вертухай отрицательно покачал головой.

– Ну, ты и чмо, – совершенно не меняя просительной интонации, заговорил я уже по-русски, – Ща ведь запросто фекальный бунт замесим. И будет вам местный гавноносец в потёмках.

Я вернулся в камеру и позвал Киммо:

– Эй, слезай с дерева… Киммо-троп… palju взял… palju,– повторил я, указывая на источник зловоний, – и в WC… mennä-mennä… топ-топ… siivota… да шевелись ты, непонятливый.

Киммо спустился вниз, осторожно приподнял парашу за испачканную ручку. Внутри что-то глухо звякнуло.

– Ты что, туда не только гадишь? – поразился я, – Что там блюмкает? What is this? О, дьявол… mitä tämä on?

Киммо стал сбивчиво оправдываться, но я ни слова не понял. Зато это навело на неприятные мысли. Такую смесь в сортир выливать нельзя. Иначе впереди ожидаются большие проблемы. И, может быть, даже очень большие. Но и в камере это протухшее дерьмо меня уже окончательно доконало. Тут из двух зол надо выбирать менее вонючее. Ввяжемся в драчку, а потом с полученными звидюлями разбираться будем.

– Go, — я махнул на дверь, – Волоки отседова свои отходы, киммосранец.

Появление Киммо в коридоре, да ещё и с парашей в руках, немедленно вызвало гул возмущения. Я высунулся наружу и оценил обстановку. Киммо, втянув голову в плечи, остановился, не сделав и пары шагов, явно не зная, что дальше делать. Вертухай в своей будке махал руками, что твоя ветряная мельница, а весь народ, который праздно шлялся по коридору, стал бурно реагировать с разной степенью матюгальности.

Тут я увидел Сулева, неторопливо поднимающегося по лестнице.

– Сулев, тут такое дело. Подсобить бы надо чуток, – обогнув замершего Киммо, я подошёл к нему и, стараясь быть убедительным, стал негромко описывать ситуацию, – Этот орёл ни разу парашу не выносил. В камере от вонизма озвереть можно. Надо парашник открыть.

– Этот? – он кивнул на Киммо, – Этот может. Засел в камере, как сурок. Намертво. Ладно, сейчас попробуем.

Но его помощь не потребовалась. Вокруг вертухая уже собралось достаточно народу. Тот весь подобрался и вполне заметно замандражировал. Схватил рацию и запросил указаний. Выслушал, кивнул головой и вскочил со стула. Потрясая ключами, он кивнул Киммо и пошёл открывать дверь в дерьмоочистку. И сразу наступила тишина.

– Ну, ты молоток, – одобрительно подвёл итог Сулев, – Не успел вернуться, а уже отметился. Ладно, я сейчас к вам зайду. Только руки помою. А вы там проветрите хорошенько, токсикоманы.

– А я сначала подумал, что вы оба обосрались при личной встрече, – весело сообщил Сулев, заходя в камеру.

– С чего бы?

– Тебе что вертухай сказал о нём?

– Посадили за непредумышленное убийство.

– Нормально. А этому, – тут он мотнул головой в сторону Киммо, забившегося в самый угол на нарах, – Он сообщил, что ты главарь страшной русской мафии. Вот такая встреча друзей на Эльбе.

– Н-да, нездоровый прикол. А кого он пришил? Или просто текилы перепил?

– Чего?

– Старая шутка. Мы раньше « To kill a man» переводили как « человек, злоупотребляющий текилой».

– Да? Не смешно. А пришил он своего закадычного дружбана. Они, да ещё и его баба что-то своё отмечали в пивнушке. Как потом он на суде гнал, что шутейно двинул кореша локтем в бок, да видно неудачно. Кореш сполз на пол и посинел. Этот деятель возомил себя врачом, по-быстрому раскатал со своей заистерившей бабой банку водяры, а затем полез делать искусственное дыхание. Но от усердия только и смог, что наломать дружбану рёбер и всего изблевать. Когда медики прикатили, кореш уже холодный, а эти оба вообще лыка не вяжут. Так все рядышком в вонючей луже лежат. Помнишь фильм «Живые и мёртвые»?