Владимир Гриньков - Помеченный смертью

– Как же он сбежал?

– Убил врача – и сбежал.

– Какого врача?

– Который им занимался.

– Он что – болен был, Рябов?

– Почему болен?

– Ну если им врач занимался.

– Да нет, просто так сложилось.

Хлопки и непонятные звуки, будто кто-то втягивает носом воздух.

– Так чего это им врач занимался, а?

Спокойный голос Хатыгова, абсолютно спокойный, но тот, на табурете, отчего-то вдруг разволновался и заговорил торопливо:

– Был осмотр, осмотр, самый обычный, без медкомиссии у нас не обходится…

– Расскажи про Митяева, – голос Хатыгова.

– А?! – изумленно-вопросительно.

– Про Митяева, – повторил Хатыгов. – Или опять ваньку валять будешь?

– А что про Митяева-то?

– Ну что он у тебя – то Рябов, то Митяев. Я уж совсем запутался.

Пауза. Морозов понял, что тот, на табурете, только сейчас осознал, что его собеседник знает много, очень много, гораздо больше, чем следовало бы, и сейчас лихорадочно соображал, как дальше вести разговор.

– С самого начала давай, – подсказал Хатыгов. – Где ты этого Рябова откопал? Откуда он взялся?

– Он был.

– Где был?

– Там, в учебном центре.

– Где мы тебя прихватили?

– Да.

– Но он появиться откуда-то должен был. Правильно?

– Он уже там был, когда я в центр пришел.

Опять хлопки. Хатыгов, похоже, любил хлестать жертву по щекам.

– Такое могло быть? – вдруг негромко спросил Виталий Борисович у Морозова, – Что он не с самого начала Рябовым занимался.

– Вполне.

– Сидите здесь, – сказал.

Сам через дверь прошел в сарай, а через некоторое время оттуда вышел один из хатыговских парней и сел напротив Морозова, положив на колени автомат. Морозов почему-то сразу понял, что и теперь ему не будет позволено оборачиваться к пролому в стене.

Виталий Борисович, похоже, взял инициативу на себя, потому что теперь был слышен только его голос. Его – и того человека на табурете, который на вопросы отвечал хотя и торопливо, но как-то расхлябанно, с причмокиванием, которое самому Морозову казалось оскорбительным.

– Когда вы занялись Рябовым? – это Виталий Борисович.

– Во второй половине девяносто первого года.

– По чьему распоряжению?

– Генерала Нефедова.

– Что конкретно вы должны были делать?

– Ничего. Объект подлежал консервации.

– То есть?

– Рябова предстояло подготовить к длительному пребыванию в режиме ожидания.

– Ожидания чего?

– Акции.

– Это после того как акция, к которой его готовили, не состоялась?

Пауза.

– Да? – это Виталий Борисович.

– Да.

– Его целью был Горбачев?

После долгой паузы:

– Да.

– Меня это мало волнует, но интересно все-таки – кто хотел Горбачева убить? Кому он мешал?

– Не знаю конкретно.

– Но хотя бы догадываешься, наверное?

– Думаю, в КГБ были люди, очень недовольные Горбачевым. Скорее всего его хотели убрать, чтобы поставить кого-то другого. Рябова этого готовили втайне, и никто не знал…

– Потому и бумаг никаких в архивах нет?

– «Бумаг»! – голос окрасился неожиданным в его положении сарказмом. – Да какие бумаги, секретность была такая, что все приказы – только устно, и не по телефону, а в личной беседе.

– В личной беседе – с кем? Кто тебе лично отдавал приказы?

– Генерал Нефедов.

– Это тот, который застрелился?

– Да. После августовского путча в ведомстве начались чистки, Нефедова вызывали на допросы, и он не стал ждать развязки, застрелился.

– К Рябову возвращаемся, – сказал Виталий Борисович. – С ним-то как дальше было?

– Ему придумали легенду, новую биографию, дали новое имя.

– Кирилл Митяев?

– Да.

– Значит, это не его настоящее имя?

– Нет.

Морозов едва удержался, чтобы не обернуться к пролому. Резко вскинулся, но сидевший напротив него парень поднял голову и посмотрел на него внимательно и строго, и Морозов обмяк.

– И все эти годы он жил на острове? – Это Виталий Борисович.

– Да.

– Чего он ждал? Вернее – чего ты ждал?

Молчание. Потом Хатыгов начал хлестать своего пленника по щекам.

– Ну? – спросил Виталий Борисович. – Рассказывай. Кто из твоего нынешнего руководства знал о существовании Рябова? Генерал Писемский?

– Нет.

– Он не знал ничего?

– Нет.

– Генерал Опухтин?

– Нет.

– А кто знал?

– Никто.

– Совсем никто? – удивился Виталий Борисович. – Только ты?

– Только я.

И тогда Виталий Борисович засмеялся:

– Так ты его приватизировал, братец? А? После смерти Нефедова никто в гэбэ не знал о существовании этого Рябова, и ты его приберег для себя?

Виталий Борисович от этого своего открытия совершенно развеселился.

– Вот лихие времена! Каждый под себя подгреб то, на чем сидел. Директор завода приватизировал завод, журналисты – свою газету, а вот полковник КГБ присвоил себе убийцу. Пусть будет, пригодится авось. И ведь пригодился. А?

В одно мгновение голос потерял веселость и обрел жесткость, от которой даже у доктора пошли мурашки по коже.

– Кто заказчик на этот раз? Быстро.

Но быстро не получилось. Тот, на табурете, промолчал, замешкался с ответом, и Хатыгов незамедлительно отхлестал его по щекам.

– Кто заказчик? – повторил вопрос Виталий Борисович.

– Ушаков.

– Который Ушаков? Из «Инвест-центра»?

– Да.

– Кого должен был убить Рябов?

Молчание.

– Вот эта бумага тебе знакома?

Молчание и новые пощечины.

– Эта бумага тебе знакома?

– Да.

– Ты писал?

– Я.

Виталий Борисович засмеялся.

– А что за чушь ты здесь написал? – спросил, смеясь. – Какой-то начальник аналитического отдела. Что за отдел?

– Да не было никакого отдела.

– А кто был?

– Я.

– Ты один?

– Да.

– А зачем же ты за целый отдел подписался?

– Для солидности.

– Дурил Ушакова, да? Ну расскажи, как было.

Голос звучал дружелюбно, но этому дружелюбию Морозов нисколько не верил. И тот, на табурете, наверное, тоже.

– Он обратился ко мне с просьбой помочь.

– Он знал, что ты работаешь в ФСБ?

– Да.

– Поэтому и обратился?

– Да.

– Что ему было нужно?

– Информация о Министерстве внешнеэкономических связей, Григорьеве, курируемой им сделке.

Только теперь Морозов понял, что за бумагу только что Виталий Борисович показывал своему собеседнику. Ту самую, которую и Морозов видел, и где было написано о необходимости убить Григорьева.

– И ты ему эту информацию дал. Составил записку эту и Григорьева к смерти приговорил. Так? Потому что у тебя в запасе был Рябов, о котором никто не знал.

Пауза в разговоре. Морозов сидел, боясь произвести малейший шорох. Он замер, исчез, испарился в этом наэлектризованном напряжением воздухе.

– И с Бородиным вы потом решили покончить. Да? Это тебя Ушаков попросил об услуге?