Михаил Башкиров - Законный дезертир, или Открытым текстом

Наташа в строю шагала сразу за Зинкой, то и дело наступая ей на пятки.

Зинка почти выскакивала из ботинок, поминутно оборачивалась, но молчала.

Миновали бараки, и за голыми деревьями мелькнула крыша столовой.

– Запевай!

Старшина остановился.

В ответ – лишь сопение да топот.

– Запевай!

Старшина длинно выматерился.

– Запевай!

Вот и крыльцо столовой.

На гвозде сбоку белеет полотенце.

Но старшина принимает воспитательные меры.

– Кругом!

Теперь впереди бараки – холодные коридоры, кособокие двери, классы с узкими столами, а на каждом столе прибит телеграфный ключ.

– Запевай!

И тут Зинка, набрав побольше воздуха, начала:

– А ну-ка, девушки, а ну, красавицы!..

Остальные покорно подхватили…

А вечером опять приказ старшины, и опять сопение и топот, и опять лишний круг, и опять песня, надоевшая хуже ночных подъемов…

Наталья Петровна сделала шаг и еще полшага за особой в черных очках, которая больше не оборачивалась – тонкое платье на ее спине шло мокрыми пятнами.

Старушки, намаявшись у стены, притащили откуда-то пустые ящики, присели поближе к очереди.

Наверное, им тоже есть что вспомнить?.. Или они уже миновали рубеж, за которым оглядываться назад уже нет никакого смысла?.. А эта, в очках, небось и не подозревает, что когда-нибудь наступит пора для подведения итогов… Впрочем, кажется, многие вполне обходятся без этого… Гораздо спокойнее и надежнее смотреть вперед, если даже там и ничего нет…

Голубь на краю тротуара забрался в лужу, побил крыльями.

С крыши магазина к нему сорвался еще один – такой же важный.

Когда зять состарится, пусть судьба пошлет ему человека, не ведающего жалости, пусть натычет его, как котенка, в прошлое…

Не раздеваясь, только стянув шапку, прошел зять на кухню, бухнул на стол пакет с апельсинами и пустые банки.

– В окно женулечку видел!

– Как она?

– Выглядит нормально, улыбается.

– Передачу отдал?

– Апельсины не взяли, говорят, нельзя.

– Правильно говорят.

– Нужны яблоки! Вот записка!

– Я как раз в ветеранском магазине килограмм взяла – завтра отнесешь. И смотри по дороге не слопай половину.

– Все шутите, Наталья Петровна…

– С тебя станется.

– Ладно. Сейчас перекушу, и снова начнем душевные разговоры… Есть в них что-то спасительное, настраивает на философский лад… Только, пожалуйста, не изображайте из себя ветерана на пионерском сборе… Зачем лепетать о том, что вычитали в мемуарах или в кино увидели – будто своей биографии мало… Лучше вспомнить честно то, что было – ни меньше ни больше… Правда, ничего, кроме правды, – зять расстегнул пальто, вышел, на ходу надевая шлепанцы, вернулся. – Везет же мужикам, сегодня в списке одни мальчики!.. Да не разогревайте, и так умну… А вы, теща, мне даже приснились, и почему-то с парабеллумом в руке…

– Зин, а Зин…

Наташа свесилась в темноту.

– Ну и молодчинка ты! Так шпарить на ключе – одно загляденье!

– Телки вы безрогие, ничегошеньки не понимаете…

Зинка протянула руку вверх, и пальцы их встретились.

– Думаешь, я просто так в отличницы выбиваюсь? Может, при курсах инструктором оставят – понятно? Мужики-то, дурачье, все на фронт рвутся.

– Сама ты телка дебелая!

Ольга из Ростова, прозванная Гвоздиком, повернулась с боку на бок, вздохнула, как обычно, страдальчески.

– Всех отличниц по окончании в партизаны засылают, а оттуда мало кто возвращается!

– Не брешешь?

Зинка отдернула руку и повернулась к Гвоздику.

– Не брешешь?

– Стучи, подружка, стучи!..

Гвоздик опять вздохнула и затихла.

В дверях мелькнул свет, и по проходу защелкали подковками сапоги старшины.

Наташа, затаив дыхание, натянула колючее одеяло по самый подбородок и стала ждать, когда вспыхнет лампочка.

Это случилось, как всегда, неожиданно, и сразу же старшина сипло проорал команду и, глядя на секундную стрелку карманных часов, отвернулся к облупленной стене.

Пока Наташа подхватывала обмотки и шарила ботинки, Зинка, скользнув в юбку, натягивала косоворотку и вылетала босиком на построение.

А старшина, по-прежнему глядя в стену, гнал всех обратно и снова объявлял подъем, и Наташа в который раз хваталась за обмотки…

Достав из сумочки бальзам, Наталья Петровна поддела ногтями тугую крышечку и натерла виски.

Глаза начали слезиться, кожу защипало.

Вьетнамский бальзам почти не помогал, но хоть отвлекал от наползающих болей.

А вот зять пользуется бальзамом без всякой меры, при любом случае, для профилактики… С него и прижился бальзам в доме…

В очередной раз возвращаясь от Ольги, накупил штук двадцать крошечных баночек с красной звездой на крышечке, высыпал из пакета в ящик серванта, где всегда лежали горчичники, пластырь и бинт с ватой.

– Теща, цените: не только денег не пожалел, но и ради общего блага намаялся в очереди. Да было бы не обидно, если бы все хватали дефицит, а то кому – аспирин, кому – анальгин… К тому же за прилавком – старуха в чепчике, и ползает еле-еле, и рецепты по десять минут разглядывает… Вообще, ненавижу любую очередь и удивляюсь собственной теще. Иметь на руках удостоверение ветерана и не пользоваться им! Другие выжимают все из своего положения, а здесь необъяснимое благородство и чистоплюйство. Ветеранствуй, если заслужила!.. А может быть, есть какая-то причина, достаточно уважительная? Может, есть что скрывать от людей? Вот и решил, как представится возможность, поговорить с достопочтенной тещей по душам. Ведь не ради показухи такая позиция?..

Наташа осторожно, двумя руками сняла наушники, положила их на стол рядом с ключом и пододвинула инструктору листок.

Инструктор быстро просмотрел запись, отдельные цифры подчеркнул карандашом.

– На третий класс потянешь.

В коридоре, прикрыв дверь, Наташа прислушалась.

На ее место села Гвоздик, а рядом уже работала на прием Верочка.

– Вот и все…

Зинка отвернулась к окну.

– Что же теперь будет с нами?

Наташа поправила ремень и встала рядом.

Вдали за темной полосой деревьев угадывались белесые горы.

В иные дни они виделись четко и, казалось, тяжело двигаются навстречу.

Сегодня мешала весенняя дымка.

Полоса деревьев почти сливалась с верхом забора, а перед забором – пестрый от луж плац.

Через плац торопливо шел незнакомый командир в новенькой шинели.

Он старательно обходил каждую лужу.

Когда незнакомец поворачивался боком, возле бедра поблескивала замком полевая сумка.

– Что, девоньки, загрустили?

Старшина, вечно замотанный делами, вдруг остановился, щелкнув подковами, и тоже стал смотреть в окно.