Михаил Башкиров - Законный дезертир, или Открытым текстом

Лейтенант Ремезов обернулся на подножке.

– Сюсюкать будем потом, выполняйте приказ.

Шофер завел мотор.

Откуда-то нарисовался запыхавшийся Санушкин – на этот раз без добычи.

Зинка вернулась с полным вещевым мешком продуктов.

Лейтенант занял место в кабине.

К школе, к месту общего сбора, успели вовремя.

Колонна машин начала движение, но по двору все еще кто-то бегал, топоча сапогами и матерясь.

Девчонки прилипли к окошку будки.

Колонна казалась бесконечной.

Мимо передвижного контрольного узла проплывали темные силуэты грузовиков и тягачей.

Не обращая внимания на тягомотное, едва уловимое следование по трассе, Зинка и Санушкин принялись за содержимое вещмешка.

При очередной вынужденной остановке в дверь будки кто-то яростно застучал кулаками.

Наташа отбросила щеколду и увидела растрепанного и ошалелого лейтенанта Ремезова.

– Во время движения соблюдать маскировку!

Лейтенант заглянул в будку, хлопнул дверью и побежал обратно в кабину.

Колона машин все никак не могла попасть в ритм нормального движения.

Мешала то грозная техника, то пехота, бредущая по обочине.

Санушкин, втихаря слопав целую банку холодной тушенки, пристроился на скатанный матрац, вытянул длинные ноги, задремал.

У девчонок от панического настроя совсем пропал аппетит.

Даже у жадной и вечно голодной Зинки.

– Санушкин, лапочка, подвинься…

Зинка разулась.

– Подвинься, тебе говорят…

Рядом с очередью за бананами продолжал плакать ребенок.

– Какие нынче дети пошли визгливые.

Особа повернулась к Наталье Петровне, сняла очки.

Наталья Петровна расстегнула еще одну пуговицу блузки.

Глаза особы напомнили экран телевизора, когда вдруг пропадает изображение, и ничего, кроме ряби…

В субботу зять смотрел футбол из-за границы, и рябь то и дело выскакивала на экран.

– Теща, вы почему-то снова перешли с упрямых фактов на ненадежные эмоции, стараясь убедить меня, что все на фронте делали честно и по уставу.

Зять оттянул майку и стал разглядывать прыщик на груди.

– Может, вас испугал мой тезис о бессмысленности вашей жизни? Успокойтесь: любая жизнь оправдана участием, пусть и едва заметным, в той войне… Четыре бесконечных года – это весомо… Но, скажете вы, после была демобилизация, поступление в горный институт, голодные белые ночи, диплом с отличием, работа в геологоуправлении до заслуженной пенсии, а кроме того, рождение дочки, правда, чуть поздновато, а также успешное накопление благ… Вроде бы не к чему придраться… А вот я считаю, что все это было по инерции… Затянувшаяся передышка… Теперь можно вернуться назад… Вам сейчас кажется, что ничего особенного нет в том, что в юности, как опаленный огнем фундамент, лежит война…

Рябь сменилась заставкой, потом замелькали футболисты, но голоса комментатора не было слышно, а лишь гул трибун.

– Возможно, я и ошибаюсь, и причины вашей рядовой, практически безрезультатной жизни лежат гораздо ближе, и они гораздо проще для понимания, но убедите меня в этом, и тогда уже я начну бояться, так как чувствую неуклонное сползание в кем-то вырытую яму… Если бы я знал, что вместе с Ольгой получу квартиру, дачу, машину и героическую тещу, то, наверное, раздумал бы жениться… Не было бы всего – и я, как нормальный человек, полжизни потратил бы на стабилизацию, которая большинству кажется счастьем… Радовался бы поэтапно своим достижениям… Выход – уехать от вас… Но, во-первых, Ольга никогда на это не пойдет, во-вторых, где найти силы начать на пустом месте, да и зачем начинать, когда результат будет такой же?..

Особа вернула очки на нос.

Наталья Петровна переложила сумочку в другую руку: занемели пальцы.

Как выразился зять: рядовая, безрезультатная… Но как подумаешь, что и такой могло не быть…

Как только рассвело, колонна машин, обтекаемая беженцами, встала на перекрестке полевых дорог.

Образовалась пробка.

Надрывались клаксоны, плакали дети, мычал скот.

Наташа с трудом поднялась на затекших ногах, посмотрела в зарешеченное окошко – черные платки, пестрые косынки, мятые шляпы, плоские кепки, а у самой машины – серые одинаковые лица и нагруженные узлами плечи.

Солнце тронуло кромку дальнего леса и трубы ближней деревни.

Девчонки, полулежа вдоль бортов, продолжали спать.

Санушкин, положив белесую голову на плечо Зинки, беспечно похрапывал.

Наташа открыла дверь, и тут же рыжая корова с отломанным рогом потянулась к ней мордой.

И вдруг среди ровного гула моторов жахнул взрыв.

Наташу отбросило внутрь, дверь с размаху встала на место, и посыпалось стекло.

Зинка первой, на четвереньках перескочив через Наташу, бросилась к вновь распахнувшейся двери и босиком, прикрыв голову ладонями, мимо рыжей коровы кинулась в кювет, забитый беженцами.

Грохотало минут пять, не больше.

По крыше будки стучали комья земли, стекло лениво выкрашивалось.

Наташа, цепляясь за край столика, поднялась и увидела скорчившуюся на полу Верочку – она прижималась к полосатому матрацу, крепко обхватив его руками.

Наташа опустилась на колени рядом.

Спина Верочки вздрагивала.

Дверь в очередной раз самостоятельно хлопнула, и наступила тишина.

Лишь где-то далеко, наверное, в горящей деревне, выла собака.

Верочка продолжала обнимать матрац.

Наташа разглядывала свои руки, порезанные осколками.

– Струхнули?..

Лейтенант Ремезов заглянул в проем.

– Это разве налет…

Лейтенант отряхнул гимнастерку, скрутил цигарку и долго слюнявил, прежде чем чиркнуть спичкой.

Наташа отыскала свои сапоги и выпрыгнула наружу.

Возле самой машины лежала на боку корова.

Из-под убитой скотины густо сочилась кровь.

Беженцы снова шли покорно и размеренно, протискиваясь рядом с замершими машинами.

Наташа потрогала рыжую корову за крепкий рог и, озираясь, пыталась увидеть Зинку.

Вскоре уцелевшая трусиха вернулась сама – грязная, босая, угрюмая и, не глядя на лейтенанта, спряталась в дальнем углу возле раскрытого вещмешка.

Наташа устроилась у самых дверей.

Санушкин, гад, ночью еще банку сожрал…

Отшвырнув цигарку, успокоившийся командир обошел корову.

Молчаливые люди обгоняли лейтенанта.

Появился шофер, сосущий из мятой фляжки воду.

Лейтенант вырвал у него фляжку, сделал два судорожных глотка.

И оба с неспешной обреченностью зашагали к пробитой осколками кабине.

А до спасительного перевала было еще очень и очень далеко…

Наталью Петровну подтолкнули.

Она качнулась и уперлась плечом в чье-то плечо.

Очередь судорожно продернулась вперед.