Константин Уткин - Хозяин жизни – Этанол

Потом наши с Филей пути разошлись – я слышал, что он все больше пьет, но не обращал на это внимания. Кто из нашей компании не пил? Слышал, что женился, и вроде бы даже завел ребенка – но, как и у большинства из нас, что-то у него там не ладиться.

И вдруг встретил Филю на Птичьем рынке – на старом еще, находящемся на Таганке. Филя нес банку и с рыбками и парую люминисцентных ламп. Я тоже куда-то торопился, и обменялись мы только парой фраз – а на мое предложение выпить Филя испуганно замотал головой. Все, не пью, в завязке, ребенка растить надо…

Довольно скоро я узнал, что Фили не стало.

Боря Пьянков – жизнерадостный, говорливый рыжий толстяк с будто бы специально подобранной фамилией. Познакомились мы все в том же Ботаническом саду и, помню, что первое время он меня страшно раздражал. Его чуть шепелявый язык был подвешен как надо – и иной раз он меня доводил едва ли не до слез, мне приходилось прилагать титанические усилия, чтобы вести себя, мягко говоря, достойно.

И если о наших пьянках с Лесиным можно написать толстый том, то описание одних только пьянок с Пьянковым займут томов, наверное, десять. Первый напиток, употребленный вместе с ним – кислое вино из дикого винограда, про это я уже писал. Последний – медового цвета виски, который он смаковал, перемежая с затяжками. Я традиционно пил водку – и он тоже потом ко мне присоединился.

Пожалуй, не одну страницу займет голое перечисление мест, где Хозяин планомерно и целеустремленно нас разрушал. Если вкратце – Лаборатория электронной микроскопии при биофаке МГУ, где я работал лаборантом и сторожем, две больницы, где мы теряли время, работая охранниками, школа, куда он затащил меня преподавать историю, дворы, гаражи, парки, квартиры знакомых, полузнакомых и вообще незнакомых людей, подъезды, забегаловки, берега…

В лаборатории электронной микроскопии не пить было нельзя – уж больно хорошая компания подобралась на первом этаже странного здания. Оно стояло под откосом – так что нижние этажи смотрели на поросший травкой склон, а первый этаж (или второй?) с дорогой соединял мостик. Со стороны лаборатория смотрелась как куб, поставленный на куб меньшего диаметра.

Хорошая компания собралась на первом этаже – Боря отвечал за микроскопы, дающие объемное изображение исследуемых предметов, в соседней комнате Дима – двухметровый мачо – заведовал аппаратами, с помощью которых рассматривали тонкий срез объекта. Я вместе с Катей занимался проявкой и печатью фотографий с результатами.

Кстати – в то время в лабораториях главного корпуса работал легендарный Лев Термен. Изобретатель, знакомый с Лениным и Сталиным, имевший возможность стать миллиардером в Америке (Терменвокс, музыкальный аппарат, работающий без струн, клавишей, мембран и так далее. Высоту и частоту звука исполнитель меняет плавными движения руки в воздухе. В тридцатые годы инструмент пользовался бешеной популярностью за океаном) – вернулся на родину, чтобы попасть в шарашку. Творил в элитной зоне за паек на благо государства, и уже в старости мировая знаменитость резала, точила, паяла в подвалах МГУ – в частности, в фотолабораторию по чертежам Бори были сделаны промывочные ванны с проточной водой.

Так вот, везде и всюду для ухода за высокоточной техникой применяется чистейший спирт – и наша лаборатория исключением не была. Начальник Давидович, которого все звали просто шеф, был старым мудрым вороном и выдавал спирт для технических нужд в таких дозах, которыми можно было только прыщик прижечь. Или, действительно, протереть контакты…

С водкой тогда были проблемы – и Боря Пьянков экономил на технике неделями, пока набиралась нужная доза. Потом мы ее разводили в прозрачной стеклянной колбе и использовали немного по другому назначению…

Так все и продолжалось, пока шеф не принял на работу Диму. Перед обаянием этого атлета устоять не мог никто – девушки, которые таяли, как воск, в счет даже не идут. Дима в первую же неделю выяснил, что в месяц на обслуживание микроскопа положено два литра спирта, из которых выдано триста грамм.

Потом в одни прекрасный день, когда не было работы, и очень хотелось выпить, Дима решил. «Пойду – ка схожу к шефу, заберу у него спирт.» И пошел, провожая ехидными взглядами жаждущих. Мы-то знали, сколько уже было обреченных на провал попыток взять разом весь положенный спирт…

Дима вернулся расстроенный. В мускулистой руке он сжимал литровую колбу, полную спирта.

– Ну и жук наш шеф…я просил литр семьсот, а он еле-еле один литр наскреб.

Представив шефа, наскребающего положенный литр, мы пришли в буйное веселье.

– А как ты его попросил?

– Да просто – пожал плечищами Дима. – Подошел и сказал – Георгий Натанович, мне тут спирта два литра положено, выдайте пожалуйста.

– И что? – хором спросили мы.

– Ничего. Он засуетился стал в колбу наливать…

Этот день был знаменательным – шеф пригласил американцев, надеясь на грант, и на нас почти не обращал внимания. На столе шефа стояли красная икра, виски и кофе со сникерсами.

Поскольку для охмурения богатых заокеанских дядек шеф хотел показать свою современную технику – а они бы не оценили закуску на панели управления и пепельницы из чашек Петри – то мы перебазировались в темную фотолабораторию.

Американцы пили виски и закусывали его сникерсами – от икры и сырокопченой колбасы они осторожно отказались. Мы, в темной лаборатории, пили разведенный спирт с едва уловимым запахом срочно наброшенных в колбы лимонных корок и закусывали тем, что принесли с собой для обеда.

Комната шефа и лаборатория были расположены одинаково, по сторонам небольшого холла – и вполне демократично в обоих помещениях бурлила пьянка.

И закончился визит тоже очень демократично – шеф решил познакомить важных гостей со своими прилежными работниками. Мы приползли, стараясь хоть как-то удержать равновесие. Помню, что я не мог просто сфокусироваться – люди и предметы вокруг даже не двоились, а троились. Шеф представил меня как начинающего писателя, и заинтересовавшиеся было американцы остались разочарованы – будущая знаменитость оказалась то ли заносчивой, то ли робкой. Я даже кофе не пил, хотя, может быть, оно бы помогло – потому что никак не мог решить, какую из многих чашек взять. Зато жизнерадостный Боря кофе пил. Он поднял чашку с прилипшим блюдцем и долго заразительно этому смеялся, потом стал стряхивать блюдце, расплескивая горячую жидкость – если я не ошибаюсь, оно упало аккурат в красную икру.

Дима в это время целовался на улице с какой – то крупной и мне незнакомой девицей. Их вежливо обошли американцы, равнодушно осмотрел озабоченный чем-то своим шеф – они целовались. Мимо ходили к бандерлогам (так мы прозвали заносчивых женщин– микротомщиц, делающих микроскопические срезы препаратов для исследований. Они жили на самых верхних этажах) клиенты– биологи – Дима целовался с девушкой. В конце концов кто-то спросил шефа – а что это у вас, собственно, на крыльце происходит? Какой-то секс, которого у нас, как известно, нет и быть не может. Шеф выбежал, покрутился возле парочки, покашлял – и, сообразив, что его просто не замечают, удалился. Вместо него был прислан Богданов, заместитель шефа, отвечающий за техническое обслуживание лаборатории.