Леонид Бляхер - Кузнец

– Как хочешь – спокойно ответил Хабаров – Другого слова у меня для тебя нет. Уходи.

Поляков опустил голову. Было видно, как в нем сражается гонор и желание как-то выжить в зиму. Наконец, голод взял верх.

– Буду, – буркнул он.

На том буча и кончилась. Запись составили. Хлеб выдали. С тех пор якутские казаки, да и охочие упражнялись вместе со всеми. Я решил, что десятками их ставить будет неправильно. И поляковских, и прочих ставили человека по два в десяток. Потихоньку стало слаживаться. Прав ли был Хабаров? По мне, так вполне прав. В условиях пока еще враждебной страны выжить можно только вместе, если мы будем единым кулаком. Да, я старался скреплять наши отношения дружбой. Но кабальная запись – тоже инструмент вполне рабочий. Особенно для тех, кому доброе слово никак не доходит. Как это: с пистолетом и добрым словом можно добиться гораздо больше, чем просто с добрым словом.

Так у нас сложился полный полк пятисотенного состава. Поскольку Хабаров решал стратегические задачи, я взял на себя работу с войском. Итак, у нас есть артиллерия из трех пушек. Не особенно мощно, но за неимением гербовой, пишем на обычной. Есть и кавалерия из полусотни всадников. Их взялся тренировать Трофим, который некогда служил в драгунах в Тобольске. Я туда не лез. На них будет разведка, охранение, преследование. Поскольку передвигаются в Сибири в основном по рекам, тем более на Амуре, конница здесь не очень важная часть. Ударный отряд составили триста стрелков. Полторы сотни стреляли, столько же заряжали, а также выступали пикинерами. В принципе, можно было выставить в ряд и двести. Но у меня были и другие мысли. Два десятка самых ловких я под командой Макара сделал разведчиками-пластунами. Не люблю я, когда противник знает, где ты находишься, а ты об этом даже не в одном глазу. Вот оставшиеся три десятка я решил сделать новым родом войск.

Пользуясь относительным изобилием времени, соорудили мы несколько сотен маленьких ручных бомб. Конечно, до современных гранат им было далеко, но в условиях XVII столетия – это было вполне эффективное подразделение. Дополнительно у них были пистоли или самострелы, ну и, конечно, топоры. Куда ж без них?

При всех заморочках, я находил и время на банальный сплин. Порой, глядя на все, происходящее вокруг, задавался болезненным вопросом: что я здесь делаю? Опять вспоминалась моя мастерская в Северном микрорайоне, уютная квартирка, мама и папа, даже Люда. Вот она играет на гитаре свои ирландские песенки, вот мы пьем какой-то очень вкусный коктейль в кафе «Шоколад» на площади, а вот она ночует у меня дома. И понятно, что гнать нужно такие мысли ссаной тряпкой. А не выходило. Оставалось надеяться, что мое попаданство, как возникло, так же внезапно и закончится. Хотя, как там шаманка Ленка нагадала: как Приамурье освобожу от крови, так и вернусь. Ладно, время поворачивает на весну. Отдых кончается.

Приказной даурской земли выводил буквы. Отписки, регулярные отчеты отправлялись им и в Якутск, и в столицу. Эти отписки и караваны с ясаком были тем, что от него ждали. До тех пор, пока эти ожидания оправдывались, пока сидел в Якутске его покровитель Дмитрий Андреевич, он мог чувствовать себя хозяином. Да и помощь нет-нет, да и поступала по проложенной им дорожке. От воеводы шли указы. Причем, такие, что и выполнить их было трудно, если не просто невозможно. Господь с ними, указами. На то и есть бумага, чтобы все стерпеть. Есть указ, будет и отписка. Зато с воеводскими указами шел порох, свинец. Это было очень нужное дело. От своих людей шли малые отряды вольных казаков, шли пашенные крестьяне, которых хабаров уже сажал на землю возле городка Албазы.

Хабаров выводил: « Жил я, холоп государев, с служилыми и охочими волными людми на великой реке Амуре в Албазине городе. И что у нас похожения нашего было, и о том обо всем государю было писано в отписках к тебе, Дмитрею Андреевичю, и Осипу Стефановичю ».

Эх, богата земля. Очень богата. В двух городках, что захватили казаки, да по улусам, которые поблизости лежали много добра добыто. И меха богатые. Правда, не так много, как хотелось бы. Ясыри-пленники говорили, что мало мехов потому, что они уже дань богдойцам отдали. Только там много что было кроме мехов. Тканей шелковых и камчатых было много. Богатство великое. Хабаров все по чести между казаками разделил. Как уговаривались, больше половины ушло в Якутск. Что-то в государеву казну, а что-то и воеводе. Но и то, что осталось было немало. Вон, почитай, полвойска в красных рубахах из тех тканей ходит. Было и серебро. Что в монетах богдойских, а что и в украшениях. Железа было много. Тут работы дружку Онуфрию подвалило. Из того железа воям стал он брони делать. Теперь почти все в сильных бронях. Сразу и не пробьешь.

А потом все тяжко стало. Князцы даурские, что в этих местах правили, стали людишек своих улусных сгонять, городки жечь. Пластуны говорили, что на два дня пути никого вокруг не осталось. Хлеба становилось все меньше. Не собирался ясак. Зато больше становилось даурских разъездов, шныряющих вдоль реки, подбирающихся все ближе к крепости.

Да, весна выходила совсем не радостная. Пропадал или в кузне, или перед стенами на учении бойцов. О том, чтобы выспаться вдосталь даже не мечтал. И, главное, ведь никто не заставлял. Сам себе дела придумывал. Зачем? Кто ж его, в смысле, меня знает. К Гималаям дел постепенно стало добавляться отсутствие хлеба. Ну, не полное отсутствие. Но меньше стало хлебушка. А вышло это так.

После поражения под Албазиным дауры в прямые стычки не вступали, хотя шастали вполне активно, а при возможности обстреливали наших из лука. И то не все. С какими-то их родовичами мы и вовсе мирно жить стали. Они к нам в город ходили. Привозили зерно, мед, рыбу. Меняли на железные изделия. Больно им моя работа приглянулась. С одним даже сдружились. Зовут Олонко или как-то так. У дауров за кузнеца идет. Только не очень умелого. Поначалу у меня серпы и всякие другие хозяйственные вещи правил. Общались мы знаками. Особенно первое время. А потом и он немного русских слов узнал, и я по-даурски стал немного балакать. Говорит, возьми учиться. Подумал я, почему нет? Дел у меня много. Будет помощник. Дал он мне клятву, что вредить ни мне, ни другим русским не будет. Стали работать вместе. Он мне все сестру свою сватал. Но как-то не срослось. И в своем мире не женился, а здесь подавно не до того.

И такие друзья у многих казаков завелись. А у кого-то и подруги. Дурное дело-то не хитрое. Особенно много их завелось у Смоляного. Он по нескольку дней в их улусах жил. На их языке, как на родном, говорил. Таскал к ним всякие поделки, игрушки детишкам. Возвращался часто с отрезами тканей, пьяный и довольный. Я был не против такой дружбы. Чем больше друзей, тем меньше крови.