Игорь Шилов - Блуждающий

— Ну что подписал? — спросил он меня, закончив с записями в толстой книге.

— Ага — ответил я, продолжая думать о своём.

— Так. Прошу принять меня — начал перечитывать, ещё раз, моё заявление, поручик.

Он быстренько пробежал глазами текст, чего то бормоча себе под нос и сделал заключение:

— Всё правильно. И подпись. Тоже есть. Так, а это что такое?! Ты чего это удумал Бесфамильный?! — вдруг резко сменив тон, спросил меня военный.

— Чего? Всё, как вы говорили, так и написал.

— Ты фамилию какую написал напротив подписи? Что это за Тихомиров такой?

— Не знаю. Задумался, наверное, и написал что то не то. Давайте, исправлю.

— Подожди ка. Ты же говорил, что не помнишь свою фамилию. Так?

— Ну да, не помню — ответил я, на довольно простой вопрос.

— А это откуда тогда взялось? — ткнув пальцем в бумагу, спросил меня человек, сидевший на против.

— Так говорю же, само вышло.

— Само говоришь? А вот мне кажется, что не само. Вспомнил ты брат свою фамилию, а мне так и продолжаешь говорить, что ничего не помнишь. Ну ка давай бери, чистый листок. Нечего ходить Бесфамильным. Будешь воевать под своей. Если опозоришь её, так чтобы родственники твои знали, какой ты на самом деле. Есть у тебя родственники, Тихомиров?

Вот так, из-за нелепой ошибки, которую сам же и допустил, превратился я из Бесфамильного в Тихомирова. И дёрнул же меня чёрт про ужин думать, когда писал? Теперь то мне кажется, что Бесфамильный лучше звучит, чем Тихомиров.

Пока меня вели к шеренге, разновозрастных добровольцев, насчитал я в ней всего семь человек. Выходит, что не горит народ желанием, воевать за царя батюшку. Конечно может быть так, что это только среди нас, арестантов, такие не сознательные люди, а остальные просто в очередь стоят, чтобы попасть на войну. Но кажется мне, что много желающих всё равно не наберётся, не может человек, в здравом уме, сам проситься под пули.

— Слушай мою команду! — гаркнул поручик, после того, как я встал в строй.

Все, мгновенно, подобрались и замерли. Я тоже выпрямился и вытянул руки по швам, даже не успев подумать о том, правильно ли делаю.

— Поздравляю вас, господа! С этой минут вы становитесь добровольцами Российской армии. Теперь можете забыть всё, что с вами было до этого и думать только об одном, как стать настоящими солдатами. От этого будет зависеть, как долго вам осталось жить на этом свете — приободрил нас военный.

Люди в шеренге зашевелились, заговорили в пол голоса, наверное, только сейчас осознав в полной мере, на что они, на самом деле, подписались.

За ворота тюрьмы нас вывели строем. Конвоир пересчитал количеству убывавших по головам, посмотрел в список, имевшийся у него, чего то сказал поручику и мы вышли на свободу, с чистой совестью.

В десяти шагах от тюремного забора стоял экипаж, очень похожий на тот, в котором меня сюда доставили. Правда этот раза в два длиннее того и окошек, с решётками, в нём не два, а целых четыре.

— Это чего, опять нас повезут в арестантской телеге? — спросил кто то, военного.

— Ничего потерпите, ехать недалеко. Через пять часов на месте будем — ответил неизвестному добровольцу поручик, которого ждало более роскошное транспортное средство.

— Чего, через пять часов? — возмутился я. — Так это получается мы сегодня без ужина будем?

— Привыкай Тихомиров — увидев, кто задал вопрос, ответил поручик. — Солдат должен стойко переносить все тяготы службы.

После такого ответа, говорить ещё что то мне расхотелось, тем более показалось, что чего то подобное я уже где то, раньше, слышал.

Ехать в тесной и тёмной коробке было не уютно, возможно это по способствовало тому, что я почти всю дорогу проспал, прижавшись к холодной и без перерыва скрипящей стене, нестандартного, экипажа. Остальные, как мне показалось, всю дорогу о чём то спорили, о чём конкретно я так и не разобрал, потому что в те моменты, когда просыпался говорили они про что то совсем не понятное. Да и неинтересно мне, о чём болтают эти люди, мне интересно по скорее узнать, что же такое на самом деле армия эта, о существовании которой узнал всего день назад.

Часы мне, собственно говоря, как и деньги, не вернули, поэтому сколько ехали, пять часов или больше, неизвестно. Но продрогнуть, за это время, я успел основательно, не раз мысленно пожелав всего хорошего охраннику, запретившему брать с собой, пускай и потрёпанное, но всё же очень тёплое пальто. Когда наша тележка наконец то остановилась и у неё открыли дверку, у меня, от холода, тряслось всё, что только могло трястись. Выбравшись на улицу, я стал сразу же делать резкие движения руками и ногами, чтобы хотя бы как то согреться. Остальные пассажиры смотрели на меня, как на ненормального, конечно сами то одеты, а попробовали бы они без движения столько просидеть в том, в чём я одет, посмотрел бы я на них.

— Ты чего это Тихомиров, время перепутал? — спросил поручик, заметив мои выкрутасы. — Зарядка у нас только по утрам бывает.

Попутчикам моим только предлог был нужен для того, чтобы сбросить напряжение, возникшее от долгой и не очень комфортабельной поездки. Так что, когда он появился, они им дружно воспользовались, весело заржав и беспрерывно отпуская в мою сторону колкие шуточки. Ничего парни, я стерплю. Посмотрим, как у вас с этим делом дальше будет?

— Время я не перепутал, господин поручик — закончив согреваться и выбрав момент, когда стало более-менее тихо, сказал я. — Перепутать его я не мог, ужина то у меня сегодня не было, а значит утро ещё точно не наступило.

— Его, доброволец, сегодня у вас и не будет — строго ответил военный.

— Это как же так можно? Чтобы не кормить, так долго, человека? — вспылил я.

— А об этом у своего капрала спросишь. Вон он идёт — предложил мне, Стариков.

Тот, кого обозвали капралом, быстрым шагом двигался в нашу сторону, по плохо освещённой аллее. За несколько шагов от поручика он перешёл на какую то странную ходьбу, а подойдя к нему ещё ближе приложил руку к своей кепке и громко сказал:

— Господин поручик. Капрал пятой сотни, седьмого добровольческого полка, Свистунов, прибыл в ваше распоряжение.

Доклад капрала, а особенно его фамилия, вызвали у моих товарищей ещё больший восторг, чем моя ночная зарядка. Они стали дружно обсуждать все его движения, естественно не забывая, при этом, посвистеть или просто по склонять фамилию, очередного военного, не смотря на бравый вид этого немолодого мужчины. Пожалуй, только я, стоя в сторонке, не занимался этим делом. Воспоминания о том, какую злость во мне вызывали действия этих умников, совсем недавно, позволили сделать правильный вывод и не совершать не нужных ошибок.

Когда поручик покинул нас, а капрал обратил внимание на всё ещё продолжавших веселиться добровольцев, стало мне понятно, что, променяв каторгу на добровольческую армию, я немного выиграл.