Василий Криптонов - Потерявшие судьбу

Покончив со своей порцией похлебки, Сардат отставил миску в сторону.

— Я поговорил с этим чучелом. — Кивок в сторону Рэнта. — Он мне про тебя рассказал немного. Знаешь, как по мне — чушь полная. Ты попыталась, у тебя не получилось. Да, жаль. Да, грустно. Только деревня ведь и без тебя бы накрылась.

Сиера опустила веки. «Деревня и без тебя бы накрылась». Просто у него все, даже смеяться хочется. Как ему объяснить, что действительно — ничего не сумела изменить тогда, зазря свою жертву принесла, и вот оно — наказание. Жить день за днем, лишившись корней, будто ветром несомая.

— Ты кем в своей деревне была? — Голос Сардата стал жестче. — Никем. Заруби себе это на носу: никем. А я за поселок отвечал, там каждый мне в рот заглядывал. Мужики в три раза старше слушались, как пострелята. И я принял решение — попытаться спасти поселок. Теперь его нет. Моих друзей нет. Мать только еще, может, жива где-то. Да, без нашей попытки крови было бы меньше. Но мы поверили и сделали, а не тупо стояли баранами, как все эти ваши… — Он сплюнул в сторону притихших, укладывающихся спать людей. — Вот и ты тоже — поверила и сделала. Да, глупость. Ну так что ж? Я людей на смерть отправил, и мне от этого так погано, что словами не сказать. Но я зачем-то выжил. И, раз так, буду жить. И жизнь покажет, что я все сделал правильно.

Слушая, Сиера ощутила что-то вроде зависти. Если бы она тоже тогда осталась, встретила опасность со всей деревней — многое было бы иначе. Может, со своими сейчас делила бы судьбу. Но кровь могущественного графа, которую ее заставили принять, убила ее. Сиера ощущала себя одиноко стоящей на вершине горы, на пронизывающем ветру. Свобода, с которой непонятно, что делать.

— Как можно жить после такого? — спросила она. — Ты либо самый сильный в мире человек, либо… подонок, каких поискать.

— Подонок, — тут же согласился Сардат. — Можешь не искать — таких больше нигде нет. Я даже вот это, — потряс он перед лицом Сиеры пустой миской, — у ребенка отобрал, потому что на всех не хватало. Малыш сейчас ревет, наверное, с голодухи. А мне чхать. Закалился.

На краткий миг у нее остановилось сердце. Сиера хотела броситься на этого равнодушного дикаря в одеждах трижды проклятого барона, испепелить его на месте. Лишь одна мысль, вовремя мелькнувшая, остановила: потом придется пить кровь. И сердце застучало, заколотилось, наполнив болью грудь.

Молча Сиера подхватила свою миску и почти бегом отправилась в стан людей.

— Экая ты все же скотина, командир, — покачал головой подошедший ближе Рэнт.

— Да ладно, — усмехнулся Сардат. — Ты все равно меня любишь. Дай-ка покурить.

— Нету! — Рэнт нахмурился. — Кончилось! Листочков, вон, надергай.

Сиера металась среди засыпающих людей, толкала, шепотом спрашивала. Одни шарахались от нее, другие сонно отмахивались, и нигде не слышался плач несчастного ребенка. Должно быть, уснул уже.

Отчаявшись, Сиера остановилась у присыпанного землей кострища. Пара котлов стояли рядом перевернутыми, а один — накрыт еловыми лапами. Сиера приподняла ветку. В котелке остывала густая похлебка.

Сиера долго смотрела в котел непонимающим взглядом. Потом опустила ветку, выпрямилась. Поглядела туда, где оставался во тьме за деревьями Сардат. Не сразу поняла, что улыбается.

— Подонок, — шепнули губы. А рука осторожно взялась за ложку.

Костерок погас сам собой. Сардат перевел взгляд от черных с алыми прожилками углей на Сиеру. Девушка свернулась калачиком под деревом. Кажется, теперь она спит. Вот даже будто улыбнулась во сне. Красавица…

Сардат вздрогнул от этой мысли, отвернулся. «Мечтать хватит, — приказал сам себе, потому что иначе с собой разговаривать не умел. — Нужен ты ей. Кроме мордобоя, что хорошего-то сделал? Вот и сиди теперь».

Спать он не торопился. Никто о том не знал, но во сне Сардат тоже чувствовал себя неуютно. Стоило сомкнуть веки, как вспыхивали знакомые до дрожи дома, лилась кровь, метались летучие мыши. И если поначалу сердце переполнял страх, то под конец сна его заменяла ярость. Сардат просыпался, сжимая кулаки и рыча сквозь зубы. Как бы он хотел вернуться туда сейчас. И снова, и снова — отрывать бошки этим выродкам, испепелять их взглядом.

Каждая такая ночь не прибавляла сил. Сардат поднимался разбитым и усталым. Но колючий взгляд его стремился вперед, находя лишь ему одному видную точку, а ноги упрямо шагали. Все, кто смотрел, видели прямую спину неутомимого командира и больше ничего.

Лишь один раз ему удалось спокойно уснуть. В ту ночь, когда Сиера положила голову ему на колени. После того как пил впервые кровь человека. После того как делился своей кровью. Что из этого послужило причиной — Сардат не знал.

Рядом нарочито громко хрустнула ветка. Аммит.

— Пойдем поговорим.

— Есть о чем? — холодно спросил Сардат.

— Найдется. Ты что, слишком занят?

Сардат вместо ответа снова поглядел на Сиеру. Спит. Вроде бы…

— Вечно ты за ней следить не сможешь. Если шагнула раз — шагнет и другой. Иначе не бывает, Сардат. Она себя убьет. Потерявшие судьбу долго не живут.

Первым порывом было — выругаться, схватить этого гада за грудки, да хорошенько оттаскать. Но остановило Сардата то, что Аммит говорил тихим, сочувствующим голосом, в котором не слышалось ни поучающих, ни надменных ноток.

— Что еще за «потерявшие судьбу»? — буркнул Сардат.

— Так может, все-таки, пойдем поговорим?

Морщась и кряхтя для видимости, Сардат поднялся и пошел вслед за Аммитом. Шагали долго. Издалека слышалось журчание, и вот — появился ручей. На крутом берегу почти ничего не росло. Аммит остановился, повернулся спиной к воде, казавшейся черной.

— Судьба — это то, что написано на роду. Так говорили в древности, — начал он рассказ. — Еще до Первой Войны люди разделились на тех, кто поклонялся Солнцу, и тех, кто предпочитал Алую Реку. Считалось, что ко вторым примыкают потерявшие судьбу. Те, что шагнули за грань своего маленького мирка. Убийцы и насильники — в первую очередь. И все те, кто волей-неволей преступил законы Солнца, осквернился — тоже. Они могли умереть, а могли наполнять своей кровью ритуальные чаши и надеяться на жизнь По Ту Сторону.

— Она-то кого убила? — Сардат сжал в кулак руку барона. Сейчас как никогда хотелось ее отрубить. Мертвый, холодный груз. — Этого, своего, что ли? Так там иначе…

— Ты не из тех, кто любит слушать, — вздохнул Аммит. — А я — не из тех, кто любит объяснять. Зачем-то Река нас свела вместе. Быть может, для того чтобы мы убили друг друга. Река ведь не помогает осуществить справедливость. Река питает страсть. Вдумайся в мои слова, Сардат. От Солнца отлучали всех оскверненных. Жертвы насилия, те, кто случайно попал в «нехорошее» место, те, кто утратил имущество и стал бродягой. Слепые, калеки, уроды. Считалось, что есть в глубине души у человека некий изъян, который не позволяет ему жить под Солнцем.