Петр Мамченко - Служитель милосердия

Прекрасная наложница внезапно оказалась прямо за спиной у мага, поправ все традиции и приличия, предписывающие этим живым украшениям сидеть смирно и безмолвно, ни в коем случае не заслоняя собой лик правителя. Полупрозрачная накидка пала на С'лмона, на миг обнажая тело божественной красоты, вновь скрывшееся от жадных взглядов придворных под волной распустившихся волос. Прежде чем успели вмешаться правитель или другие наложницы, тяжёлая золотая заколка коротко вспыхнула пламенем рубинов и нанесла удар.

Я смог сделать незавершённый шаг, но мне потребовались нечеловеческие усилия, чтобы заставить двигаться почти раздавленное чарами тело. Забыв про меня и про растёкшееся безобидным туманом заклятье, маг медленно повернулся к трону. В его затылке экзотичным гребнем топорщилась заколка.

С оглушительным визгом бросились наутёк остальные наложницы. Грязно и необычно красноречиво ругался правитель, с трудом выпутывающийся из накидки красавицы. И только сама виновница переполоха бесстрашно стояла на своём месте, гордо развернув плечи и глядя только на меня с едва заметной улыбкой, в этот миг, как никогда похожая на статую богини победы.

Маг не успел отомстить своей обидчице. Даже самые короткие заклинания требуют времени для исполнения, а к трону вело лишь семь ступеней. Привычная точность ещё не вернулась ко мне, пришлось бить с размаху, как какому-то наёмнику, но совершенное оружие позволяет даже неумехе творить чудеса. Голова с золотым гребнем отделилась от тела, а я поспешил отвести жадное до крови лезвие, так как красавица наклонилась ко мне.

Поклон превратился в падение, которое я не успел прервать, всё ещё одеревеневший и неловкий. На миг меня опутало ароматное облако волос, но только когда роскошная грудь оказалась у меня на ступнях, я увидел изукрашенную рукоятку ножа правителя между золотистых лопаток женщины. Именно в тот миг я по-настоящему возненавидел С'лмона. Раньше всё зло, что он творил, для меня было только доводами разума. Но на этот раз, всё было слишком личным. Я ведь тоже втайне завидовал счастливому избраннику красавицы.

Говорят, правитель тоже был неплохим бойцом. Мне этого так и не довелось узнать. Между нами больше не было ни чести, ни уважения. С'лмон не успел ни подняться с трона, ни взяться за своё оружие, а я уже вбил свой меч ему в сердце по самую крестовину.

Зрачки правителя распахнулись вратами боли, но он жил! Его руки сжали мои запястья с нечеловеческой силой, и жизнь стремительным потоком потекла из меня.

Сразу стало очень холодно. Как будто раньше я был заполнен пламенем, а теперь его вытягивали из меня, не оставляя ничего, кроме промозглой пустоты. Совсем недавно я мечтал о смерти, но представлял её совсем не так! Не было никакого желания кормить своей жизнью вампира, высосавшего все соки из государства. Из последних сил я выкручивал кисть руки с мечом, проворачивая лезвие в ране, не ставшей смертельной, но, кроме мучительного стона пронзённого правителя, других последствий не было.

Изнемогая от слабости, я опустился на колени у трона, признавая поражение. Всего моего мастерства и магии клинка не хватило, чтобы победить бессмертного. С улыбкой на лице, С'лмон вытянул меч из тела и небрежно отбросил. Те подхалимы, у которых хватило храбрости не сбежать из тронного зала, радостно завопили. А затем безжалостные, раскалённые пальцы вновь впились в меня, вытягивая то немногое, что у меня осталось от обрывков жизни.

Но милосердная смерть не приходила. Последние крохи жизни уже перетекли в правителя, но дыхание не прерывалось, а кровь продолжала свой путь по телу. Просто я вдруг почувствовал себя очень лёгким, готовым отделиться от измученного тела, но что-то мешало мне. Печать Смерти! Печать, наложенная жрецом, которую я до того не замечал и не осознавал, намертво сковавшая мои тело и душу до особого распоряжения богини. Печать обжигала сильнее рук врага, всё ещё не понимающего, почему никак не умрёт упрямый мятежник.

А в следующее мгновение я ощутил это впервые. Она смотрела моими глазами и вкладывала частичку силы в моё истощённое тело. Милосерднейшая была со мной, и теперь я не мог потерпеть поражение. Повисшие плетьми руки поднялись и легли на запястья С'лмона, и правитель заорал от ужаса, ощутив присутствие страшной богини. Судорожным движением он сбросил бессильные руки и пнул меня в лицо, отбрасывая от себя на ступеньки.

У меня не было сил даже правильно сгруппировать тело, я должен был переломать себе все кости на крутых углах ступеней трона, но упал неожиданно мягко. С трудом повернув голову, я понял, что лежу на телах мага и наложницы, лишь рукоять ножа оставила синяк на спине.

Ненависть придала мне сил. Тело красавицы стало для меня символом Ва'аллона, изнасилованного и уничтоженного мерзавцем, даже сейчас старающимся уйти от ответа. В глазах пылали огненные круги, в голове стучали кузнечные молоты, во рту был привкус крови, но всё это не имело никакого значения. Важны были только руки, медленно отталкивающие тело, поднимающие его ввысь. Одна ладонь плотно лежала на костлявом трупе чародея, вторая неловко скользила по мокрой от крови ступени, я не посмел использовать для опоры тело женщины. Именно эта рука и нащупала что-то ещё более холодное, чем моё обессиленное тело — верный клинок, так неосмотрительно отброшенный С'лмоном на ступеньки.

Должно быть, ничего человеческого не было уже на моём лице, когда я, тяжело опираясь на меч, вновь встал перед троном. Золотые слова, изрекаемые С'лмоном, без всякого смысла стучались в мои уши. Единственная магия, которой он владел, ничего больше не могла вытянуть из моего тела. Я был мечом, жаждущим крови врага, и не думающем о цене и последствиях.

И враг бежал в страхе. Возможно, С'лмон ещё мог отсрочить свою гибель, сумей он покинуть тронный зал. Волосатые наёмники изрубили бы моё измученное тело, и жрецу пришлось бы искать кого-то другого для этого деликатного поручения. Но должно быть, сегодня был неудачный день для тиранов. Правитель споткнулся об голову старого мага и неловко упал у самого трона, так что мне оставалось сделать только шаг.

Лёгкий, как пёрышко, клинок сейчас казался мне неподъёмным грузом. Двумя руками ухватившись за одноручную рукоять, я раз за разом колол и рубил визжащую и бьющуюся груду окровавленного мяса, ещё недавно бывшую изысканным правителем. Прекрасное лицо утратило всякий намёк на разум, ухоженные руки, которыми он пытался остановить бритвенно-острое лезвие, превратились в обрубки. Но это создание не умирало!

Беспорядочно брыкающиеся ноги С'лмона подсекли меня, и я опёрся на клинок, прикалывая окровавленное тело к полу. Сил извлечь оружие уже не было. Я стоял на коленях у тела бессмертного врага, не в силах завершить начатое.