Петр Мамченко - Служитель милосердия

Приятели явно желали того же, но собирались сначала посмотреть на реакцию жреца. Вдобавок, один постоянно оглядывался на зелёного жреца, начавшего какой-то ритуал по поводу захода солнца. Сегодня, судя по злобной физиономии жреца жизни, несчастному светилу довелось выслушать ругательств и проклятий не меньше, чем положенных по обряду славословий.

Син усмехнулся. Пожалуй, принц действует чересчур прямолинейно.

— Вы жаждете приобщиться к служению Дарительницы и Собирательницы, молодой человек? Но храм всегда открыт для чистых душой. Те, что пришли с миром, могут не страшиться вечных стражей. И нет необходимости в обучении, чтобы принять первое посвящение. Вы желаете этого?

Молодые дворяне шарахнулись от протянутой руки, как от корявой конечности прокажённого. Фурими поморщился, но отбегать не стал.

— Вы лукавите, мастер. Не хуже любого на этой поляне, Вы знаете, что я имел в виду искусство владения мечом. И боги здесь ни при чём.

Едва присевший, Син вновь поднялся, глядя в глаза принцу.

— Вы тоже должны кое-что понимать, Ваше Высочество. Я жрец. Все мои желания, цели и усилия направлены лишь на служение Дарительнице и собирательнице. И школа Летящего Клинка заслуживает забвения, как и любое другое искусство, созданное для убийства.

Зелёный жрец одобрительно кивнул, затем спохватился и вновь скорчил гримасу брезгливого осуждения. В адрес то ли иноверца, то ли Солнца отправилась особо яркое выражение. Любопытно, может светило краснеет по вечерам именно из-за таких вот обрядов?

Фурими сдаваться не собирался.

— После падения Ва'аллона и так слишком многое потеряно. Неужели Вы хотите, чтобы и это искусство кануло в небытие? Мир несовершенен, и люди будут убивать друг друга. Но высокое умение можно применять, чтобы спасти и защитить как можно больше людей! Использовать во благо королевства!

Син с удовольствием похлопал.

— Хорошо сказано, мальчик. Но ты убеждаешь не того человека. Я слышал золотые речи С'лмона, и научился противостоять им. Я уже сражался во имя империи, и тем ускорил её падение. Стоит ли защищать людей, от которых самому непросто спастись. И нужно ли что-то делать во благо королевства, где расплодилась нежить, а жрецов Дарительницы и Собирательницы рвёт на части фанатичная толпа.

Позабыв про ритуал, а может, всё же закончив, зелёный жрец ринулся в драку. Фурими перехватил его в последний момент, хотя явно предпочёл бы и сам поучаствовать в наказании наглеца.

— Я могу поклясться, что буду использовать это искусство только во благо? Или дело в средствах? Я готов заплатить любые деньги за обучение, Вам лично или храму… Дарительницы.

— Мне не нужны никакие клятвы. Искусство убивать никогда не применяется во благо. А храм не нуждается в средствах.

— Но любой культ нуждается в последователях!

Один из приятелей принца вступил в разговор настолько неожиданно, что спорщики невольно умолкли, с недоумением глядя на непрошеного помощника.

— Ведь ты на это намекал, жрец, предлагая первое посвящение? Это твоё условие, смертоносное искусство доступно лишь последователям смерти?

Син покачал головой и отвернулся. Если Фурими вызывал симпатию своей прямотой и искренностью, то этот крепыш с азартом в глазах и надменной миной на лице — только раздражение.

— Тебе не обмануть нас, жрец! Я видел сам, как жрица в белом сражалась мечом! Одна, против разъярённой толпы, окружённая со всех сторон. Я видел это, так не мог бы сражаться даже сам Фурими! С площади унесли больше десятка тел, и ещё больше отправили к лекарю. Если бы у стражников не нашлось метательных ножей, она бы ушла, прорвалась бы через толпу к переулку.

Син повернулся к болтуну. Ему казалось, что волна холода поднялась от сердца и ударила в голову. Во рту появилась горечь, ногти до боли впились в сжатые кулаки. Мало кого в жизни ему хотелось убить так, как этого заносчивого кретина.

Поёжившись под ледяным взглядом жреца, дворянин продолжил уже не так уверенно:

— Если уж баба способна на такое, что говорить о настоящих мужчинах! Я согласен принять это твоё посвящение, и даже носить белое — если ты будешь учить меня.

— Храм не настолько нуждается в последователях, чтобы вербовать их такими способами. — Собственный голос, скрипящий и ломкий, испугал жреца. — И менее всего мы нуждаемся в таких, как ты! А если ты ещё раз посмеешь упомянуть о той женщине, я совершу грех первого рода! Пошёл прочь, шваль!

Как ни странно, у гордого аристократа хватило ума не пытаться продолжать разговор. Сина, наконец, оставили в покое.

Он сидел в полном отупении, и даже когда в руки сунули миску с жидкой кашей, жевал бездумно, не ощущая вкуса и ничего не видя перед собой. Почему это ударило так больно именно сейчас? Не тогда, когда он узнал о её смерти. И не бессонной ночью после этого. Он был готов услышать об этом в любой момент, но почему именно сейчас это укололо так безжалостно?

Может, потому что равнодушный негодяй так азартно описывал твой последний бой. Тебе никогда не хватало смирения, как и мне, впрочем. Но я смирился со смертью, ведь мы давно едины с госпожой, а ты так любила жизнь… И как знать, может быть, именно твой последний бой так помог мне. Эти люди ведь хотели убить и меня. Но боялись. Ведь первые напавшие умерли бы наверняка, если уж женщина так легко сеяла смерть.

В смешанном свете луны и костра танцевал силуэт. Нет, не танцевал. Когда-то, десятилетия назад, он тоже тренировался похожими методами. Фурими? Ну кто ж ещё… Вспыхивали призрачными искрами капли пота, маслянисто отблескивало лезвие меча.

Син невольно покосился на остальных и тут же уловил блеск белков глаз. Смотрели все. Пожалуй, сам Син и в молодые годы постеснялся бы отрабатывать движения на глазах такой аудитории, но он никогда не был так красив, как принц. И никогда не был так мускулист и крепок. Пожалуй, учитель был бы недоволен. Сила тоже нужна, но увлечешься силой — потеряешь в скорости.

Син быстро выяснил, где ему постелили и стал укладываться спать. Но заснуть ему не дали. Тяжело дышащий человек присел рядом, вкладывая клинок в ножны.

— Скажи, что я делаю неправильно?

Люди вокруг устраивались на ночь, кто поближе к костру, кто подальше. На часах оставались сразу двое — но и отряд немалый. Одному лишь Фурими неймётся.

— Я не прошу тебя учить. Просто скажи, где я ошибаюсь? Мой наставник умер три года назад. Я считал, что моя защита идеальна — но ты так легко проходил её. И сейчас, я видел как ты хмуришься, глядя на тренировку.

Син тяжело вздохнул. И увидел же, глазастый! Пожалуй, проще ответить, чем препираться на ночь глядя.

— Ты слишком много уделяешь внимания верхнему горизонту. Один финт снизу — ты парируешь — и открываешься. И слишком полагаешься на силу. Я тебя ловил на глубоких выпадах, когда хватило бы отмашки.