В Бирюк - Столократия

Не так: они не совершали преступление - они его обеспечивали. Путём исполнения обычных, простых, привычных действий. "Как с дедов-прадедов заведено". Наняться на лодейку, махать веслом, броситься подмогнуть своим... Это ж хорошо! Это ж правильно!

Дать начальнику "на лапу"?

-- Дык, он же тоже человек! Ему ж тоже кормиться надо!

Везти детей в неволю на чужбину?

-- А чё? Им, чего ж, в родном дому с голодухи помирать?!

Воспрепятствовать задержанию купчика-вора?

-- Это ж наш, Володимирский, Сил Силыч! Мы ж c одной улицы! Как облупленного знаем! Вор? - Не, спутал, паря. Сила, мужик, конечно, хитроватый, но чтобы воровать... Не...

Как-то вспомнилось... Из совсем других мест и времён...

Через речку тянется цепочка. Ослики и погонщики. По белым галечным отмелям в почти пересохшем, пустом, широком русле реки. Караван. В последней протоке перед нашим берегом их накрывают огнём. Из людей и животных летят ошмётки и брызги.

Потом... Выловленный из воды аксакал. Мокрый. Грязный. Испуганный.

-- Зачем ты тащил сюда героин? Зачем ты нёс сюда белую смерть?

Он не понимает. Пришёл "большой человек", попросил отвезти вьюки. Какой героин?! Какая "белая смерть"?! О чём ты, шурави?! Просто помочь уважаемому человеку. За совсем небольшие деньги. Всю жизнь возил грузы на ослике. Честно трудился! И отец возил, и дед возил...

Он бредёт обратно. Единственный оставшийся в живых. В последней перед тем берегом, в неглубокой, по колено протоке - падает. Выстрел. Один. С той стороны.

-- Почему?

-- Кто знает? Может, чтобы не рассказал своим... однокишлачникам. Что за такой "честный труд" убивают.

"Они были пассивны, жадны и невероятно, фантастически эгоистичны. Психологически почти все они были рабами - рабами веры, рабами себе подобных, рабами страстишек, рабами корыстолюбия. И если волею судеб кто-нибудь из них рождался или становился господином, он не знал, что делать со своей свободой. Он снова торопился стать рабом - рабом богатства, рабом противоестественных излишеств, рабом распущенных друзей, рабом своих рабов. Огромное большинство из них ни в чем не было виновато. Они были слишком пассивны и слишком невежественны. Рабство их зиждилось на пассивности и невежественности, а пассивность и невежество вновь и вновь порождали рабство".

Здесь, на Стрелке, я, кажется, физически чувствую к западу от себя нависающую над моим городишкой громаду восьмимиллионного "русского народа". В котором "пассивность и невежество вновь и вновь порождали рабство".

А чё? Нормалёк! Все так живут!

Я не знаю - где сердце у этого "спрута".

Спокойно, Ванюша. Кому, как не "эксперту по сложным системам" разбираться с конкретным... "головоногим".

Где у него сердце - не знаю. Тем более, их у осьминогов - три. Пока до каждого докопаешься... кровищи будет... Но щупальцы - рубить сразу. У осьминогов более половины мозговых клеток - там. А что "присоски" имеют вид живых людей... Так ведь ты сам - нелюдь!

"Огромное большинство из них ни в чем не виновато. Они слишком пассивны и слишком невежественны". За что и будут наказаны. "Без вины виноватые"? - Для наказания - достаточно.

***

Разгром Клязьменского каравана похоронил надежды на быструю интеграцию с Залесьем. В караване были боярские приказчики и представители известных купеческих родов. Из Владимира, Суздаля, Ростова... Между нами легли не только нанесённый ущерб, но и пролитая кровь. Жажда мести жгла многие русские души. Карательного похода, как предлагали горячие головы, Боголюбский не допустил. Но гадости мне делали.

Это была хорошая школа. Взбучка, прежде устроенная мною Лазарю и Резану, спасла их - посольство смогло перейти на осадное положение.

Рухнули планы по инвестициям из этого региона, открытию представительств, привлечению мастеров... просто - их присутствию в моих землях.

Моё, несколько умозрительное, логически придуманное неприятие туземных элит, неприязнь к русскому боярству, к князьям, к духовенству, дополнилось конфликтом с ещё одной группой - с купеческой верхушкой. Это создавало проблемы. Но выбирая между сотрудничеством с "милыми соседями" и "законом", я выбирал "закон". Мой закон. "Милость хвалится над судом" - пусть Иларион проповедует.

-- Побили и побили. Что ты весь... аж с лица спал. А неча воровать! Детишки-то почти все целые. Они, как беготня началась, под стенку береговую забилися. Чего ты смурной сидишь? Четыре ста голов полона! Три ста мужиков здоровых! По пяти гривен - за милую душу! Булгаре с руками оторвут! Мальков возьмут - аж с присвистом!

-- Аким Янович, ты не понял. Я не торгую людьми.

-- А, да, сказывали. Экая глупость! Ты ж глянь: вон ты дирхемы приволок. ХитрО взял, с Богородицей да с колдовством. А тута, на ровном месте, ни за что, ни про что, оп-па-на - почитай вдвое гривен поднял!

-- Ты всем нашим павшим глаза закрыл? Над каждым молитву прочитал? "Ни за что...". За души их, за жизни, до срока взятые.

-- Ой, ой! Ты меня учить будешь! Да я против твоего, знашь сколь раз людей в бой водил! Скольким глаза закрывал, землёй засыпал...

-- Вот и я про то. Привык ты. Своих хоронить. Как сапог дырявый выбросить...

-- Ты! Ты мне такого...! Не сметь!

-- Не смею. Вон там - дом твой. Вот и иди туда. А мне дела делать надо.

Аким в очередной раз ткнул меня носом. В финансовую ненужность разнообразных подвигов и приключений. Общая стоимость каравана, даже без пленных и утраченного или испорченного имущества, оценивалась тысяч в пять кунских гривен. Никакие кладоискательства и, уж тем более, шантажо-вымогательства, такой эффективностью не обладали. Правильно организованный грабёж - в разы прибыльнее. Но торговля, если по умному - ещё выгоднее.

Дальше... Дальше я просто захлебнулся. Увы - не в потоке ласки, которым рвались одарить меня мои женщины, а в потоке нерешённых, зависших, сомнительных... вопросов.

Пердуновский караван ещё не был полностью расселён, три сотни пленных - ещё не расставлены...

-- Ноготок с ними работает?

-- Зачем?

-- Там есть люди из вятших. Или близких к ним. Там могут быть чудаки из шишей речных. Надо "потрогать". Широко и глубоко. Особенно - по делам прежним. Особенно - по Волжским. И - по Окским. И - по Клязьменским. И - вообще.

Вспомнилась компашка, с которой у Лазаря на дворе столкнулся. Возможны аналоги. Это ещё не работа с "информационным мусором", бывшая "фигурным болтом" разведки ФРГ, но ширина захвата у меня - как у комбайна.

Общее население Залесья меньше миллиона. Взрослых мужчин, при здешней демографии - тысяч сто. Почти все живут у рек, но на дальние дистанции ходят... тысяч несколько. В этой, довольно немногочисленной общности - лодочники, караванщики, гребцы, кормщики, бурлаки... шиши речные, разбойники, барыги (скупщики краденного) - почти все друг друга знают. Видели, слышали, хаживали... Людей надо знать. Особенно тех, кто имеет склонность отбирать разное чужое. Например - моё.