Артем Луниш - Близнецы

— Мужичье, — сказала Аня, — ну тебе-то чего трусить? Я, знаешь, в куче разных лагерей протеста была. И ни разу мы сами не ушли — то ОМОН нас разгонял, то чоповцы, то вообще уголовники какие-то. И ничего, жива-здорова.

— Так это легальные акции, — совсем опечалился Енот, — я и сам в таких лагерях бывал. Там ничего, под камерами же все, совсем убивать не будут. А нас попросту, как журналиста этого…

— Хорош жути нагонять, — сердито сказал Сергей, открыл окно и закурил.

— Продует, — недовольно сказал Ян.

— Мы должны быть ближе к природе.

— Курить бы бросил, вот и приблизился бы.

— Шляпа все это, — сергей поперхнулся дымом, закашлялся.

— Шляпа все это, — повторил он, — вся эта гипертрофированная забота о физическом здоровье. Какой-то животный нарциссизм.

— О Господи, — с отвращением сказал Ян и натянул респиратор.

Он на каждую акцию их таскал и очень расстраивался, если забывал надеть.

— Зачем они тебе? — спросила Аня.

— На всякий случай, — голос из-под тонкого матерчатого респиратора звучал чуть приглушенно, — камеры теперь на каждом шагу.

Дорога свернула, выводя из колючего голого леса на поле. Изумрудная трава чуть светилась под звездным небом. Темнел островерхий силуэт стоящего на холме дома.

— Хорошая все-таки у тебя дача, — сказала Яна.

— Не у меня, а у родителей, — сердито пробурчал Енот. Он не любил, когда ему напоминали о достатке (относительном, но все же достатке) и связях его семьи. Сам Енот специально никуда не поступал, специально отслужил в армии, а после службы устроился дворником. Когда Ян как-то заметил: «Хорошо быть левым, когда есть поддержка справа», Енот чуть не набросился на него с кулаками. Еле успокоили.

Машина остановилась у подножия холма, фары погасли. Будущие члены первой партизанской армии Фронта Освобождения Земли пыхтели в темноте, разгружая багажник и таща припасы наверх.

А на темном крыльце меланхолично разгорался и снова затухал крошечный огонек сигареты.

— Давно приехал? — спросил Ваню шедший первым Енот.

— На последней электричке. В десять.

— Ого. Что ж ты делал?

— Прогулялся, — Ваня пожал плечами, — разведал объект.

— Ну и как?

— Как обычно, — он затушил сигарету в пластиковой баночке из-под каких-то витаминов, завернул крышку и сунул в карман. Можно было не сомневаться, что опорожнит он ее в единственном на весь Питер пункте переработки мусора, расположенном где-то у черта на куличиках (Аня там ни разу не была). Ездил Ваня туда раз в две недели с целой тележкой мусора — буквально всего мусора, который так или иначе появлялся в его жизни. Или просто попадался Ване на глаза.

— Открывай давай, — сердито пропыхтели сзади. Ян и Яна поднимались, с трудом волоча ящик с пивом.

— Ты бы спортом занялся, — сказала Аня, — не стыдно тебе?

— Ни капли, — по бледному веснушчатому листу расплылась улыбка, — и вообще, что за сексистские стереотипы?

— Ох-ох-ох.

— Что ж я маленьким не сдох, — прогудел себе под нос Енот.

Ваня засмеялся.

В просторной, отделанной светлым деревом гостиной они расселись по креслам. Аня соорудила на столе маленький натюрморт: стаканы и рюмки, две бутылки водки, нарезанный здоровенными ломтями шпиг на пластиковых тарелочках.

— Ну что? Обсудим план операции? — спросила Яна.

— Да нечего там обсуждать, — махнул рукой Ваня, — приходим, делаем дело, уходим.

— Кто оружие понесет? — спросил Сергей.

— Туда пойдем в боевом порядке. Ты с арбалетом, один травмат Еноту, один… Кто еще хочет пистолет?

— Я, — Аня подняла руку, как в школе. Сергей негромко засмеялся.

— Один — Ане. Остальные — и я в том числе — прут оборудование. На обратном пути все оружие несет Енот. Пойдешь отдельно, короткой дорогой, — пояснил Еноту Ваня, — там покажу. Все согласны?

Яна скептически скривила губы, но промолчала.

— Отлично, — Ваня выудил из кармана пластиковую баночку, пачку дешевых сигарет, зажигалку. Закурил — и остальные немедленно задымили — а некурящая Аня фыркнула, как рассерженный котенок.

— К вырубке подходим с леса. Шипуем деревья. Затем обходим по грунтовке и с фланга атакуем врага. Охраны там нет — я проверил.

— Вот зачем шиповать деревья? — спросила Аня.

— Опять ты за свое, — недовольно сказал Сергей.

— Не за свое, а за общее, — отрезала Аня, — вот на фига шиповать деревья, если мы все равно им всю технику сожжем? — она демонстративно обращалась только к Ване.

— Потому что они пригонят новую. Потому что раз уж мы выехали на акцию, надо сделать все по максимуму. Ну и чтобы Еноту поменьше обратно тащить пришлось, — он улыбнулся одними уголками губ.

— Эти штыри, между прочим, улика, — сказала Яна. — Компрометирующий фактор. Надо от них избавиться, и лучше всего не выбросить просто так, а пустить в дело.

Аня надулась. У нее не было никаких аргументов и все они, наверное, были правы, но какая разница? Она все равно не любила шиповать деревья.

— Я тоже шиповку не люблю, — вдруг сказал Сергей, — но что поделаешь.

Аня промолчала. Ей иногда казалось, что остальные — Яна-Ян, Енот, Сергей и даже Ваня — воспринимают их борьбу как-то неправильно. С какой-то другой стороны.

Самой Ане природа, Земля представлялась чем-то вроде огромной, бесконечно любящей матери. Уродливые слабые детеныши терзали ее, травили ядом, вырывали огромные раны в ее теле. А она — из своей бесконечной любви — терпела людишек и не спешила сбросить их с себя. И нелепые, беззащитные человечки все больше наглели, не желали уже знать ее любви и ее страданий, а только ели, ели, ели ее. Жадные и глупые, они продолжали пожирать свою мать, и Земля бесконечно страдала и бесконечно терпела и бесконечно любила своих детей. А вот теперь надо было вонзать в ее тело стальные штыри. Для дела, конечно, а как же иначе? Но ведь и все остальные — для дела…

Одно зашипованное дерево надолго отпугивает лесорубов и спасает — на какое-то время — все остальные, но все же. Здесь важен был именно аспект боли.

Аня готова была срубить одно дерево, чтобы спасти лес. Что там, она (по-крайней мере, теоретически) готова была убить человека, чтобы спасти в лес. Но придти и загнать стальной штырь в неподвижное, бессильное убежать или хотя бы закричать от боли и безысходности, существо…

— Они не чувствуют боли, — серьезно сказал Ваня. Он не был так уж прорицателен, просто сам знавал подобные чувства.

— Наверняка ты знать не можешь.

— Может, хватит уже? — вмешался рыжий Ян, — пойдемте дело делать.

— Что-то тревожно мне, — прогудел, поднимаясь, Енот.

Яна истерически хихикнула.

Сергей выдал всем резиновые перчатки, аккуратно сложил в большой туристический рюкзак штыри, канистру с бензином, веревки. Ян снова натянул респиратор.