Светлана Исламова - Энциклопедия для детей и юношества. История искусства от древности до средневековья

Мегарон — это ориентированное в длину прямоугольное здание, в котором все помещения следовали одно за другим. Входивший во дворец попадал сначала в преддверие, иногда обрамлённое колоннами, а затем в удлинённый центральный зал — средоточие жизни дворца. Четыре колонны в центре зала служили опорой для кровли и перекрытий второго этажа. Между ними обычно находился очаг. Здесь проходили торжественные приёмы, совершались важнейшие культовые церемонии, собирались правители для решения особо важных дел. Вдоль стен могли стоять скамьи, как в некоторых критских дворцах. В центре правой от входа стены обычно возвышался трон. Видимо, именно такие древние мегароны имел в виду Гомер, описывая дворцы царей далёкого прошлого.

Подобно критским парадным залам, мегароны богато украшались росписями. Реконструкция дворца в Тиринфе (город на полуострове Пелопоннес) даёт представление о том, каким роскошным было убранство таких мегаронов. На стенах изображены ритуальные композиции, а также многочисленные сцены войны и охоты. Полы покрыты облицовкой с росписью в виде шахматных полей с включёнными в клетки парными фигурами дельфинов и осьминогов. Потолок украшал яркий орнамент, символизирующий звёздное небо. Убранство интерьера смягчало суровость построек, придавало им торжественность.

Некоторые дворцы включали и второй (меньших размеров) мегарон. Видимо, двойные мегароны были резиденциями двух правителей микенских городов (один из них, может быть, исполнял функции жреца, другой — осуществлял «светское» управление общиной). Возможно также, что в большом мегароне жил царь, а в малом — царица. Подтверждений обеим гипотезам пока найти не удалось.

Суровость, малолюдность Микен очевидны при сопоставлении с шумным, праздничным Кноссом. Однако микенские архитекторы переняли у критян троны и дворцовые скамьи; манеру украшать росписями стены и длинные проходы с колоннами. Критские мастера, покидая свои опустевшие города, переходили на службу к микенским правителям. Поэтому микенское искусство представляет собой в какой-то мере продолжение критского — столь тесно они переплетены друг с другом.

В гробнице, открытой на афинской Агоре (рынке), была найдена шкатулка из слоновой кости (около 1400 г. до н. э.), резьба которой позволяет наиболее полно судить о собственно микенском стиле. Здесь изображена сцена нападения двух грифонов на оленей. Один, справа, настигает сразу двух жертв. Другой, слева, пригибает к земле тело оленя. Сверху и снизу сцена обрамлена орнаментом. Подобные сюжеты часто встречались и в критском искусстве. Любовь критян к пейзажу прослеживается в изображении деревца, склонившегося под порывом сильного ветра. Однако пропорции животных, изящных и не лишённых грации, необычны. Тело правого грифона чрезмерно удлинено. Напротив, лапы и морда левого грифона кажутся неестественно громадными по сравнению с укороченным туловищем.

Изображение настолько схематично, что превращается в своего рода орнамент. Громадные крылья грифонов, то видимые в профиль, то развёрнутые веером анфас, немало содействуют такому впечатлению. Свободное поле вверху заполнено фигурками двух сидящих львов, показанных сверху, и изображённого в профиль мёртвого оленя.

Лучше всего проникнуться духом микенского искусства позволяют изображения женщин. При сопоставлении их с кносской «Парижанкой» обнаруживается разительное отличие. Внешнего сходства, на первый взгляд, достаточно: это и нарядные платья с короткими рукавами, и пышная грудь, и тонкие талии. Но смысл образов совсем иной. Трепетность и очарование, свойственные облику «Парижанки», не находят места в микенском искусстве — неподвижные фигуры микенских женщин подобны колоннам. Их лица серьёзны, без улыбки.

В Микенах сразу за «Львиными воротами» располагались царские погребения, открытые Генрихом Шлиманом в 1874–1876 гг. Здесь помещались шесть шахтовых гробниц (глубиной до 5 м), очень грубых, без обкладки камнем. На дне каждой покоились тела представителей царского дома. Над могилами обнаружены 16 надгробных плит, 11 из которых украшены рельефами и росписями со сценами войны и охоты, выполненными чрезвычайно примитивно и неумело.

Лица мужчин закрывали золотые маски, головы женщин украшали диадемы на очень широких налобных лентах. Круглые маски из тонкого золотого листа должны были обеспечить их носителям переход к бессмертию. Они передают черты умерших весьма условно. Выражения лиц на масках строгие, торжественные, даже несколько скорбные.

Самая лучшая, всемирно известная маска, названа Шлиманом «маской Агамемнона». Конечно, маска — не портрет. Но она помогает представить человека умного, властного, сильного духом. Таким и был «пастырь народов, Атрид Агамемнон» — организатор Троянской войны, гордый и самонадеянный царь, убитый впоследствии своей неверной супругой Клитемнестрой.

Погребения сопровождались богатыми дарами: сосудами из золота, серебра, электра (сплава золота и серебра); мужчины уносили с собой в загробный мир бронзовые кинжалы, жезлы и скипетры с навершиями из золота и горного хрусталя. Дорогие одеяния, давно истлевшие, были украшены круглыми золотыми бляшками с символами бессмертия — спиралями, осьминогами, бабочками и прочими. В некоторых захоронениях найдены золотые весы, предназначавшиеся, вероятно, для ритуала психостасии — взвешивания душ. Такой ритуал практиковался у древних народов, в частности у египтян: на весы клали сердце человека (уравновешивая его пером богини истины — Маат), чтобы выяснить, не обременено ли оно грехами.

С течением времени микенское искусство вышло из-под влияния Крита и, вырабатывая собственные приёмы, достигло высокого уровня.

Очень интересны росписи, украшающие микенские дворцы. Как правило, они изображают праздничные шествия с дарами. Замечательная композиция такого типа была обнаружена на стенах одной из комнат дворца в Фивах: стилизованные фигуры женщин с развевающимися прядями пышных волос, одетых в критские юбки-брюки. Женщины несут богине дары — шкатулки, изящные сосуды и цветы (розы, папирус, лилии). Всё происходит так же, как на изображениях кносского Коридора процессий, только дароносцами выступают теперь не мужчины. Возможно, это связано с ещё более решительным поворотом к патриархату — «власти отца», где мужчина сам рассчитывал на почитание в качестве бога-жреца.