Михаил Ромм - О себе, о людях, о фильмах

Оба кучера, стоящие рядом на дороге, серьезно смотрят куда-то, очевидно, на лезущих. Потом, взглянув Друг на друга, спокойно кивают головами. Кучер дилижанса выходит из кадра.

Дилижанс трогается. Отъезжая, он открывает сломанную коляску, распряженную лошадь. На переднем плане неподвижная спина кучера коляски. Дилижанс выезжает из кадра.

Уезжает дилижанс.

Дальше дилижанс.

Еще дальше дилижанс.

Кучер коляски зевнул, подошел к сломанному колесу, нагнулся к нему и сел на корточки.

Распряженная лошадь.

Проезжает мимо аппарата дилижанс (взято в профиль).

Проезжает на аппарат дилижанс (по диагонали справа налево).

Проезжает на аппарат дилижанс (по диагонали слева направо).

Проезжает на аппарат Дилижанс (по диагонали справа налево, вверх).

Проезжает на аппарат дилижанс (по диагонали справа налево, вверх).

Внутри дилижанса, в бледном сумраке качаются головы десяти путешественников. Пышка пытается засунуть корзину под скамейку. (Кадр взят от двери. Пышка на переднем плане.)

Одно за другим проходят перед аппаратом лица пассажиров дилижанса. Рядом с Пышкой Корнюдэ, он смущенно поглядывает на соседку. Каррэ-Ламадон нейтрально глядит в потолок, граф внимательно разглядывает свои ногти, бросая косые взгляды на Пышку, а Луазо возбужденно вертится под уничтожающим взглядом супруги. Г-жа Луазо негодует так, что поднятый корсетом бюст ходит ходуном. Аппарат задерживается на ней. Г-жа Луазо шипит:

— Проститутка…

И вновь перед нами всплыли лица, на этот раз пассажиров левой, стороны. Здесь сидят женщины. Рядом с оглядывавшейся, похожей на унтер-офицера г-жой Луазо сидит замершая от испуга глуповатая графиня. Затем г-жа Каррэ-Ламадон, откинувшаяся назад, широко открывшая глаза и раздувшая ноздри. Испуганно бормочущая, крестящаяся безобразная старшая монахиня, и, наконец, младшая, тоже крестящаяся и бормочущая, не спускающая с Пышки затуманенного взгляда. Круг закончен у двери, от которой он начался.

Вновь аппарат вернулся к Пышке. Она задвинула наконец корзину под скамейку, выпрямилась, поправила шляпку, скромно улыбнулась, сказала:

— Здравствуйте.

В кадре все дамы, Луазо. Никто не отвечает Пышке. Наоборот, дамы вздрагивают, как будто это приветствие еще больше оскорбило их. Г-жа Луазо поджимает губы. Г-жа Каррэ-Ламадон негодующе передергивает плечиками. Графиня, сидящая с закрытыми от полноты чувства глазами, открывает их и стонет:

— Какой позор.

Улыбка сходит с лица Пышки. Она смущенно исподлобья оглядывает пассажиров и покорно отворачивается к дверному окошку. Она, очевидно, привыкла к оскорблениям.

И вновь поплыли перед нами лица женской стороны дилижанса, начиная с монахинь. Пассажиры медленно успокаиваются, и каждое следующее входящее в кадр лицо все более равнодушно. Покачиваются головы. Панорама заканчивается на Луазо. Аппарат задерживается. Луазо залез в карман и вдруг оживился, оглянулся по сторонам, вынул осторожно руку из кармана.

Рука. В руке огрызок недоеденного хлеба.

Луазо еще раз оглянулся и быстрым движением сунул хлеб в рот.

Начал жевать, стараясь делать это как можно незаметнее. Пошел аппарат. Граф. Он тупо гладит в пространство. Вдруг заметил жующего Луазо. Оживился. уставился, вставил в глаз монокль. Пошел аппарат. Каррэ-Ламадон. Он тоже заметил жующего Луазо. Оживился, облизнул губы. Корнюдэ. Он уже видит. Он вынул трубку изо рта. Проглотил слюну, наклонился вперед.

Торопливо жует, давится Луазо. Жена глядит ему в рот, невольно повторяя жевательные движения.

Уставились на него графиня и г-жа Каррэ-Ламадон. Они глядят укоризненно и обиженно.

Монахини глядят в сторону Луазо… Старшая крестится, жуя сухими губами, младшая широко открыла глаза.

В кадре трое мужчин на продольной скамейке, Луазо, г-жа Луазо.

Луазо, давясь, проглатывает наконец свой хлеб. Принимает нарочно безразличное выражение лица. Медленно успокаиваются мужчины, отворачиваются, все еще кидая искоса взгляды на Луазо. Корнюдэ вновь взял трубку в рот. Граф выронил монокль.

Успокаиваются женщины.

Чтобы подчеркнуть, что все в порядке, что ничего не произошло, Луазо притворно зевает. Но это заразительно. Вслед за ним зевает его сосед Каррэ-Ламадон.

Зевает, покрывая мелкими крестиками рот, старшая монахиня и заражает свою соседку, г-жу Каррэ-Ламадон.

Широко разевает пасть в голодном, отчаянном зевке Корнюдэ.

Тоскливо зевает графиня.

Разевает пасть, с ненавистью глядя в пространство, г-жа Луазо.

Зевает, прикрыв рот рукою, граф.

Зевает младшая монахиня.

Отчаянно зевает Луазо, завершая круг, начатый им же. Зевнув, он застывает в полном унынии.

Вновь все сидят, покачиваясь в голодном, тупом отчаянии. (Кадр от двери, в кадре скамья мужчин, супруги Луазо, графиня.)

Пышка, сидевшая спиной к соседям и смотревшая в окно, нагнулась, взялась за корзину, оглянулась и вновь выпрямилась, отвернулась к двери.

Сидящие же напротив монахини вдруг обе разом зевнули, покрывая мелкими крестиками рот. Аппарат пошел. Зевнула г-жа Каррэ-Ламадон, зевнула графиня, отчаянно зевнула г-жа Луазо, с ненавистью оглядываясь по сторонам.

Разверстая пасть г-жи Луазо.

И еще не закрыла она пасть, как зевнул Луазо, аппарат пошел, зевнул граф, зевнул Каррэ-Ламадон, зевнул Корнюдэ, и аппарат вернулся к Пышке, все еще глядящей в заднее окошечко.

Глядящая в окно Пышка вдруг пожимает плечами, решительно нагибается, вытаскивает из-под скамейки корзину, снимает салфетку. В корзине видны свертки, горлышки бутылок.

(В кадре левая часть дилижанса, кроме Пышки.) Мужчины, замечая по очереди корзину, приходят в необыкновенное волнение, поворачиваются, начинают ерзать. Луазо и Корнюдэ судорожно отворачиваются, отворачиваются и вновь поворачиваются к Пышке.

Сразу очнулись все три дамы. Переглянулись. Искоса глядят. Монахини крестятся. Старшая жадно уставилась, делая жевательные движения, облизывая губы. Младшая широко открыла глаза.

Пышка скромно ест цыпленка.

Взволнованные Корнюдэ, граф и Каррэ-Ламадон. Корнюдэ переживает каждый кусок, который кладет в рот Пышка. Граф подчеркнуто хладнокровен. Каррэ-Ламадон пытается следовать его примеру, но это не выходит, это свыше его сил.

Дамы с ненавистью глядят на Пышку. Г-жа Луазо вся трясется от негодования. Во взгляде г-жи Каррэ-Ламадон столько яда, что, кажется, она сейчас убьет Пышку.

Луазо нагибается вперед, он что-то хочет сказать, но не решается. Вновь откидывается назад, перебирает в воздухе пальцами.

Скромно ест Пышка.

Луазо, вдруг решившись, судорожно облизнув губы, нагибается вперед и очень сладко говорит:

— Как вы предусмотрительны, сударыня.