Михаил Ромм - О себе, о людях, о фильмах

(Луазо, граф, Каррэ-Ламадон.) Каррэ-Ламадон борется с дремотой. Граф покойно произносит:

— Франция еще отомстит за себя.

(Граф, Каррэ-Ламадон, Корнюдэ.) Корнюдэ, величественно выпрямившись, подтверждает:

— Ненависть к врагу — это долг гражданина.

(Корнюдэ, Пышка.) И, сказав эту тираду, он осторожно запускает руку назад. Пышка, восторженно слушающая, впитывающая эти патриотические речи, вдруг вздрагивает, глядит на Корнюдэ. Но он сидит как ни в чем не бывало. Рука уже вновь появилась на колене. Пышка вновь приготовилась слушать патриотические речи, которые нравятся ей своей возвышенностью.

Монахини. Старшая отрывается от четок, от сонного бормотания, чтобы сказать сухими губами:

— Бог покарает их за злодеяния.

(Старшая монахиня, г-жа Каррэ-Ламадон.) Хорошенькая г-жа Каррэ-Ламадон, вздохнув, лепечет:

— Когда я вижу немца, мне делается дурно от отвращения.

И, пролепетав, закрывает глазки. (Таким образом кадр завершает круг, пройденный по дилижансу, круг, в котором каждый является звеном, сцепленным крайними лицами.)

Пышка подается вперед, ей хочется вставить слово, хочется показать, что и она тоже может быть патриотом, хочется сравняться с этими важными господами. Она открывает рот и, не зная что сказать, вдруг выпаливает:

— А я подралась с немецким офицером.

Она оглядывается, не зная еще, как будет принято ее сообщение. Но ее сосед Корнюдэ благосклонно кивает головой.

Кивает головой граф. Раскрывает глаза Каррэ-Ламадон и, ничего не поняв, вновь закрывает. Кивает одобрительно головой сонный Луазо.

Кивают головой г-жа Каррэ-Ламадон и благодушно дремлющая графиня. Г-жа Луазо презрительно щурится.

Ободрившаяся Пышка энергично добавляет (ей самой поступок начинает казаться патриотическим, она ужасно хочет выиграть во мнении этих господ):

— Я. вцепилась ему в бороду.

Корнюдэ величественно произносит:

— Браво, гражданка.

Рука его исчезает, и сияющая Пышка вдруг вздрагивает, глядя на него.

Но рука уже вновь лежит у Корнюдэ на колене. Он благодушен. Пошел аппарат. Совсем дремлет Каррэ-Ламадон. Роняет и вновь вставляет в глаз монокль борющийся с дремотой граф. Луазо с трудом открывает слипающиеся глаза, бормочет:

— Их нужно резать, как свиней…

Аппарат пошел дальше. Дремлет, выпрямившись, презрительно поджав губы, г-жа Луазо. Сонно улыбается графиня. Головка г-жи Каррэ-Ламадон клонится набок. Бормочут, бормочут, бормочут, крестятся и бормочут монахини. В кадре наплывом возникает вертящееся колесо дилижанса.

Вертится колесо дилижанса, меся грязь.

На аппарат справа налево проезжает четверка лошадей, и громада дилижанса закрывает кадр.

На аппарат слева направо проезжает четверка лошадей, и громада дилижанса закрывает кадр.

Отъезжает от аппарата громада дилижанса. Месят колеса грязь. Дальше стал отъезжающий дилижанс.

Еще дальше стал дилижанс.

Совсем маленький виден он далеко впереди на пустой дороге. Он исчезает за поворотом.

Ночь. Фонарь. Поблескивает вывеска.

Панорама вниз. Ярко освещены фонарем плоская фуражка и неподвижное лицо немецкого офицера в кителе.

Около двери гостиницы, под фонарем, стоит немецкий офицер. Он стоит, опираясь на саблю, подрыгивая ляжкой, позируя себе самому.

Двор тонет в полумраке. Из темноты вырываются контуры массивного здания. Ярко выделяется освещенная фигура офицера у двери. В кадр въезжает, заворачивая, четверка лошадей дилижанса.

Останавливаются лошади.

Дверь, офицер, дилижанс у двери. Офицер совершенно неподвижен. В кадр входит кучер с ручным фонарем. Он открывает дверь дилижанса и поднимает фонарь.

Кучер, стоя у открытой двери дилижанса, направляет свет фонаря внутрь.

В темную внутренность дилижанса падает яркое пятно света, выхватывая из темноты два лица. Это граф и Луазо. Они сидят, трогательно прижавшись друг к другу. Пятно света падает дальше.

Движущееся пятно света выделяет других двух спящих: это Корнюдэ и Каррэ-Ламадон. Фабрикант доверчиво положил голову на плечо бородатого демократа.

Пятно света упало на спокойно спящую, улыбающуюся во сне Пышку. Ушло.

Теперь из темноты возникло лицо г-жи Луазо, даже во сне сохраняющей брезгливое выражение.

Передвинувшись, оно осветило спящих графиню и г-жу Каррэ-Ламадон. Хорошенькая фабрикантша медленно приоткрыла глаза, уже собралась зевнуть, уже поднесла руку ко рту, и вдруг глаза ее сразу широко открылись, она в испуге откинулась назад.

В ярком кругу света, под фонарем, стоит немецкий офицер, опираясь на саблю, подрыгивая ляжкой.

Пятном света выделены лица супругов Луазо. Луазо уже не спит на плече графа. Он сидит выпрямившись, широко открыв глаза. Он нагибается вперед и тотчас в испуге откидывается назад:

— Пруссак.

Граф и Каррэ-Ламадон одинаково встревожены. Каррэ-Ламадон испуганно держит графа за руку. Граф неторопливо выпрямляется, принимает холодно достойный вид. Поглядев на него, Каррэ-Ламадон тоже выпрямляется, выпускает его руку. Пятно света передвигается…

Освещается лицо удивленной, еще не вполне проснувшейся Пышки. Она оглядывается и принимает точно такое же холодно-достойное выражение лица, какое только что принял граф. Она явно копирует его. Она делает точно такое же движение рукой.

Офицер коротко кивает головой, как бы приглашая

пассажиров вылезти.

Из дилижанса неторопливо, холодно вылезает граф, подает руку графине. Кучер все еще держит фонарь.

С холодным достоинством проходит патриотический граф мимо офицера в дверь. Тот не глядит на графа, вновь кивает.

Из дилижанса не совсем уверенно вылезает Каррэ-Ламадон, подает руку супруге. Кучер держит фонарь. Он с холодным достоинством, которое не вполне ему дается, проходит мимо офицера в дверь. Офицер повторяет кивок. Проходит Луазо, который при всем достоинстве, проходя мимо офицера, стыдливо и воровато прикасается к своему котелку. Проходят вслед г-жа Луазо, обе монахини. Пауза. Офицер подымает брови, подчеркнуто повторяет кивок.

На ступеньках дилижанса, слегка нагнувшись вперед, пристально и хмуро глядя, неподвижно стоит Пышка. Кучера уже нет.

— Их нужно резать, как свиней…

Ждет офицер.

Пышка, окончательно подражая графу, подражая всем патриотам, спускается, вздернув голову, презрительно поджав губы. За ее спиной появляется Корнюдэ.

Мимо офицера с подчеркнутой враждебностью, нагло посмотрев на него, проходит Пышка. Офицер поворачивается ей вслед, внимательно глядит, не обращая внимания на входящего в кадр Корнюдэ, у которого пропал даром великолепный трагический протест. Потеряв вдруг всю монументальность, Корнюдэ пожимает плечами и лениво проходит вслед за офицером. Пустая дверь.