Альфред Теннисон - Поэтический мир прерафаэлитов

My heart is like a singing bird
Whose nest is in a water’d shoot;
My heart is like an apple-tree
Whose boughs are bent with thickset fruit;
My heart is like a rainbow shell
That paddles in a halcyon sea;
My heart is gladder than all these
Because my love is come to me.

Raise me a dais of silk and down;
Hang it with vair and purple dyes;
Carve it in doves and pomegranates,
And peacocks with a hundred eyes;
Work it in gold and silver grapes,
In leaves and silver fleurs-de-lys;
Because the birthday of my life
Is come, my love is come to me.

Душа, как соловей, поет,
Что свил гнездо вблизи воды.
Душа, как яблоня в саду,
Где спеют сочные плоды.
И словно радуга, душа
Сливается с морской волной,
Вся ликования полна —
Любовь пришла, любовь со мной.

Пускай пурпурные шелка,
Мехов серебряный ручей,
Резные листья, голубки,
Павлины с тысячью очей,
Узор из виноградных лоз
Мой трон украсят золотой.
Вот день, когда я родилась —
Любовь пришла, любовь со мной.

When I am dead, my dearest,
Sing no sad songs for me;
Plant thou no roses at my head,
No shady cypress tree:
Be the green grass above me
With showers and dewdrops wet;
And if thou wilt, remember,
And if thou wilt, forget.

I shall not see the shadows,
I shall not feel the rain;
I shall not hear the nightingale
Sing on, as if in pain:
And dreaming through the twilight
That doth not rise nor set,
Haply I may remember,
And haply may forget.

Когда меня не станет,
Не трать ни слов, ни слез.
Пускай трава могильный холм
Укроет вместо роз.
И ни к чему, любимый,
Мне верности обет:
Ты, если хочешь, помни,
А если нет — так нет.

Там, где не потревожит
Меня ни дождь, ни зной,
Не тронет песня соловья
Отчаянной мольбой,
Где не наступит полночь
И не придет рассвет, —
Я, может, буду помнить,
А может быть, и нет.

The earth was green, the sky was blue:
I saw and heard one sunny morn
A skylark hang between the two,
A singing speck above the corn;

A stage below, in gay accord,
White butterflies danced on the wing,
And still the singing skylark soared,
And silent sank and soared to sing.

The cornfield stretched a tender green
To right and left beside my walks;
I knew he had a nest unseen
Somewhere among the million stalks.

And as I paused to hear his song
While swift the sunny moments slid,
Perhaps his mate sat listening long,
And listened longer than I did.

Весной над нивой, в вышине,
Меж зеленью и синевой,
С земли едва заметный мне,
Пел жаворонок молодой.

Следила я из-под руки,
Как он, умолкнув, вниз летел,
Где в лад порхали мотыльки, —
И снова ввысь, и снова пел.

Над нежной зеленью полей,
Согретых утренним теплом,
Над свитым где-то меж стеблей,
Укромно спрятанным гнездом

Звенела песня без конца,
Текли минуты, как вода…
Но дольше слушала певца
Его подруга у гнезда.

O Earth, lie heavily upon her eyes;
Seal her sweet eyes weary of watching, Earth;
Lie close around her; leave no room for mirth
With its harsh laughter, nor for sound of sighs.
She hath no questions, she hath no replies,
Hushed in and curtained with a blessed dearth
Of all that irked her from the hour of birth;
With stillness that is almost Paradise.
Darkness more clear than noonday holdeth her,
Silence more musical than any song;
Even her very heart has ceased to stir:
Until the morning of Eternity
Her rest shall not begin nor end, but be;
And when she wakes she will not think it long.

Земля, ей веки на века сомкни,
Усталые глаза ее накрой,
Всю обними, веселье отгони,
И шум, и смех, и звонких звуков рой.
Вопросов нет, ответов тоже нет;
Она свободной не была такой
От горестей своих, что с ранних лет
Тревожили. На рай похож покой.
И этот мрак светлей любого дня,
Беззвучье это — музыки звучней.
Зажатое в тисках небытия,
Не бьется сердце. Но грядет восход,
Когда она проснется и поймет:
Был краток сон, и вечность перед ней.

Give me the lowest place: not that I dare
Ask for that lowest place, but Thou hast died
That I might live and share
Thy glory by Thy side.

Give me the lowest place: or if for me
That lowest place too high, make one more low
Where I may sit and see
My God and love Thee so.

Оставь за мной последнее из мест,
Нижайшим гостем я войду в Твой дом:
«Вот я жила, вот я несла свой крест
В сиянии Твоем».

Но если гостем быть почет велик,
Позволь хотя б у двери постоять,
Чтоб только видеть, Господи, Твой лик,
Тебе, Господь, внимать.

Summer is gone with all its roses,
Its sun and perfumes and sweet flowers,
Its warm air and refreshing showers:
And even Autumn closes.

Yea, Autumn’s chilly self is going,
And Winter comes which is yet colder;
Each day the hoar-frost waxes bolder,
And the last buds cease blowing.

Поблекло лето и увяло:
Остыло солнце, сникли розы,
Затихли утренние грозы;
И осень миновала.

Идет за осенью по склонам
Зима в холодной дымке синей,
И не дает раскрыться иней
Пожухнувшим бутонам.

Come to me in the silence of the night;
Come in the speaking silence of a dream;
Come with soft rounded cheeks and eyes as bright
As sunlight on a stream;
Come back in tears,
O memory, hope, love of finished years.

O dream how sweet, too sweet, too bitter sweet,
Whose wakening should have been in Paradise,
Where souls brimful of love abide and meet;
Where thirsting longing eyes
Watch the slow door
That opening, letting in, lets out no more.

Yet come to me in dreams, that I may live
My very life again though cold in death:
Come back to me in dreams, that I may give
Pulse for pulse, breath for breath:
Speak low, lean low
As long ago, my love, how long ago.

Приди ко мне в ночной тиши кромешной,
Приди в тиши, ожившей сонмом грез,
Приди в сиянье юности безгрешной
И над потоком слез
Пролей свой свет,
О, память, вера и любовь ушедших лет.

Как сладки эти грезы, слишком сладки —
До горечи — от них в раю очнусь,
Любви отдав всю душу без остатка,
Я там тебя дождусь —
У райских врат,
Что, раз впустив, не выпустят назад.

Приди ко мне из грез и снов, чтоб снова
Я ожила, отринув смертный хлад.
Приди, — я жизнью заплатить готова
За миг, за вздох, за взгляд —
Побудь со мной,
Как той весной, далекой той весной.

In my Autumn garden I was fain
To mourn among my scattered roses;
Alas for that last rosebud which uncloses
To Autumn’s languid sun and rain
When all the world is on the wane!
Which has not felt the sweet constraint of June,
Nor heard the nightingale in tune.