Борис Чирков - ...Азорские острова

— За мной!.. — скомандовал начальник, и мы ринулись в атаку.

В двух вагонах двери были приперты чем-то изнутри, мы вломились в тамбур третьего, но едва успели поставить чемоданы, как выскочил проводник и завязалось сражение между ним и нашим опекуном. Тут же к вагону подошел главный.

— Что здесь такое? Почему не отправляешь состав? — крикнул он начальнику станции.

Тот сбежал к нему по ступенькам и быстро и горячо принялся объяснять положение.

Сандлер и я с трепетом ожидали решения нашей участи.

На платформе главный сказал:

— Ну и чего же лучше!.. Выходите! — позвал он нас. — Идем к последнему вагону.

Наш приятель подхватил у меня из рук мою ношу:

— Бегите скорей, а мы с вашим товарищем дотащим чемоданы!

Главный и я побежали вдоль состава.

— Повезло вам, — объяснил он на бегу. — У нас в составе особый вагон… едут артисты… Ансамбль… женщина у них главная… Тамара, что ли, зовут… Ну, да вы-то друг друга знаете. Знакомая, конечно. Известная тоже артистка… фамилию забыл, а зовут Тамара!

— А ну, отоприте! — закричал он, забравшись на подножку вагона и громко стуча своим ключом по двери.

Через оконное стекло на нас с удивлением уставилась чья-то физиономия. Тут же появились еще несколько голов в тюбетейках. Обменявшись какими-то словами между собою, они поколдовали с замком, и дверь открылась. За нею выстроилась целая компания любопытствующих женщин и мужчин.

— Здравствуйте! Что такое? Что случилось? — спросил у моего провожатого человек в полосатом халате.

Главный соскочил со ступеньки и подтолкнул меня вперед:

— Вот! Ваши товарищи застряли на станции. Довезите в своем вагоне!

— Какие товарищи? — с недоумением глядя на меня, пожал плечами человек в халате.

— Артисты!.. Не узнаете? — потрепал меня по плечу главный.

Люди в тамбуре молчали.

— Ну, кино! Кино смотрели?.. Картины… Максим там… Вот… — он назвал мою фамилию и снова хлопнул по плечу.

— Как? — переспросил кто-то на площадке и с трудом повторил мою фамилию, основательно переврав ее.

Теперь уж я сам, уязвленный тем, что меня и не узнают и не знают товарищи по профессии, повторил и свое имя и названия картин о Максиме. Но и моя речь не произвела никакого впечатления ни на одного из тех, к кому я обращался.

Между тем число тюбетеек и халатов заметно увеличилось. Артисты ансамбля с любопытством глядели на меня, но ясно было, что видели мое лицо в первый раз в жизни.

— Ну, это же ваш товарищ!.. — уговаривал собравшихся кондуктор. — Я же вам говорю — артист! Надо довезти!

— Не знаем такой артист! Мы не знаем… — отвечали голоса из тамбура.

— Где ваша главная?.. Тамара где? Позовите Тамару — она знает!.. — убеждал главный.

— Я здесь! — Вперед выдвинулась женщина невысокого роста. — Я здесь. Но я тоже не знаю. Не видела.

— Как не видела?.. В кино же играет…

— Может быть… Только мы не ходим в кино… Нет времени. Заняты очень… А потом все равно у нас мест нету.

— Да они где-нибудь там посидят, много ли двум человекам места надо!

— Ах, еще и второй есть? Тоже… артист?

— Нет, — угрюмо ответствовал я, — нет, не артист. Композитор.

— Какой композитор? — спросила Тамара.

— Композитор Сандлер.

— Что Сандлер?.. Как Сандлер?.. Оскар Сандлер?!

— Где он? — спросила одна из тюбетеек.

— Где… где Сандлер? — заволновалась Тамара и стоявшие рядом с нею товарищи.

— Я Сандлер! — крикнул Оскар, приближаясь к месту нашей дискуссии.

— Ой, ой, ой!.. Оскар!.. Идите сюда, идите скорее!.. Что значит место? Конечно, есть! — перебивая друг друга, загалдели в тамбуре.

— Вы понимаете? Это же знаменитый композитор! Он же пишет для нас музыку! — крикнула Тамара начальнику станции и кондуктору и кинулась Сандлеру на шею.

— И этот товарищ… — она переврала мою фамилию. — Этот товарищ пусть тоже садится… И ему найдем место, раз он приятель Сандлера!..

Поезд тронулся. Мы поехали удобно и даже сытно. Нас до отвала накормили радушные хозяева вагона.

Но я частенько подходил к окну и с грустью поглядывал в сторону покинутой нами станции, на платформе которой расстался с некоторой долей своего самомнения и самодовольства…

Пожалуй, тут-то уж расскажу еще об одном из щелчков, который получил из-за своего зазнайства.

Есть у меня несколько фотографий, на которых я снят с гладко выбритой головой. Снимки уже старые, но до сих пор, глядя на них, испытываю я чувство неловкости. Неприятные воспоминания связаны у меня с этими снимками.

Вот их история. Примерно за год до войны режиссер Пудовкин решил поставить фильм о великом русском полководце Суворове. Прославленного военачальника он собирался показать на экране уже в последние годы его деятельности. Как известно, до конца дней своих Суворов был человеком очень деятельным, горячим, волевым и очень «себе на уме». Исходя из этих данных героя, режиссер искал актера, который сумел бы передать все эти качества характера, да и сам был бы если и не стариком, то человеком довольно пожившим на свете.

Найти такого исполнителя было непросто, и сотрудники будущего фильма буквально сбились с ног, покуда не наткнулись, наконец, в одном областном театре на актера, подходившего им по всем статьям.

И примерно в это же время один знакомый случайно спросил у меня:

— Что это? Неужто у вас в кино нет актера, который мог бы сыграть Суворова? Зачем надо искать артиста на стороне?

И я подумал: «А почему бы мне не взяться за эту роль?.. Я теперь не снимаюсь, никаких планов на интересную работу у меня пока нет… Вот и правильно. Сыграю Суворова!.. Конечно, я не очень подхожу к этому образу по возрасту — меня нужно сильно старить гримом, но ведь играл же я стариков-то… Правда, и внешне я совершенно не похож на него: он был сухонький, маленький человек с острыми чертами лица, а я, наоборот, плотный, круглолицый… Да ведь я же актер, ну, пусть будут у меня недочеты в обличье, но ведь уж сыграть-то я его сумею».

Я позвонил в съемочную группу картины, что делаю заявку на роль Суворова. Мне ответили, что как раз в эти дни исполнитель роли уже найден… Но, безусловно, если я настаиваю, то мне могут устроить пробу.

— Пожалуйста, пожалуйста… Готов пробоваться!

Я был уверен, что роль будет за мной: ведь я человек уже опытный, в кинематографии известный, а мой соперник — новичок. Должны же будут посчитаться с моим желанием и режиссер и киностудия! Тут и сомневаться нечего — роль будет моя.

Я пошел в парикмахерскую и обрил голову.

— Для чего? — спрашивали знакомые.

— Для роли Суворова, — отвечал я спрашивавшим, — чтобы легче было наклеивать парик… Для Суворова! — говорил я уверенно.

А Суворова-то я и не сыграл. Мне не дали эту роль, так как другой кандидат был значительно лучше меня — убедительнее выглядел, лучше играл, по всем статьям больше подходил к этой роли.