Акрам Шарипов - Товарищ комбат

— Возможно, наша задача не только бороться с агентурой противника, но и встречать командующего фронтом? — осторожно высказал догадку Губкин.

— Пути начальства неисповедимы! — Латухов развел руками. — Не исключено, что сам Еременко проедет по вашему маршруту. К этому тоже надо быть готовым. Вашей команде предстоит выполнить боевую задачу особой важности, поэтому отнеситесь к ней с повышенной ответственностью! Вот все, что я могу пока сообщить…

Георгий был окончательно сбит с толку: с каких это пор комендантская служба в тылу стала боевой задачей особой важности?

На следующий день к пяти утра он со своей командой прибыл в указанное место на опушке густого ельника. Через несколько минут на мотоцикле с коляской подкатил Латухов, он уточнил задачу.

Устав после ночного перехода, бойцы Губкина дремали под деревьями. Пришлось поднимать взвод по тревоге. Георгий расставил солдат точно по схеме, которую ему вручили.

Движение войск в районе патрулирования было слабое. В течение часа задержали всего одну машину с офицером связи. У него в удостоверении отсутствовал шифр «К». Все остальные документы были в порядке. Пока разбирались с офицером, подъехал генерал. В его удостоверении тоже не было шифра. Губкин стал звонить в штаб дивизии. Латухов не отвечал на телефонные звонки, выяснение обстоятельств задерживалось. Генерал Зыгин в категорической форме настаивал, чтобы его немедленно пропустили, но старший лейтенант был неумолим. Наконец связь заработала, Латухов тотчас же разрешил Губкину пропустить командарма.

— Извините, товарищ генерал, — смущенный Губкин отдал честь генералу.

— Правильно поступили, старший лейтенант! Заставили командарма уважать им же подписанную директиву, — похвалил Зыгин. — Я не ошибся, ваша фамилия Губкин?

— Так точно.

— Запишите благодарность в приказе, — обернулся генерал к адъютанту.

Уже под вечер от Латухова прибыл майор.

— Своего командарма можно было бы и не задерживать, не так ли, товарищ старший лейтенант? — усмехнулся он.

— Я выполнял приказ! — возразил Губкин.

— Приказ-то приказ, но ведь голова дана не только для того, чтобы фуражку носить.

— Командарма Зыгина я увидел впервые, наша дивизия недавно прибыла в состав 39-й армии.

— Не завидую такой встрече! — Губы майора снова тронула усмешка. — Прошу для сопровождения задержанных выделить четырех автоматчиков, остальных людей верните в свои подразделения.

Команда Губкина получила приказ возвратиться в свою часть. Солдаты в кузове переговаривались, громко смеялись. Напряжение, в котором они находились с утра, в пути исчезло. Только старший лейтенант, сидевший в кабине, был задумчив. Зачем их все-таки одели в новое обмундирование? Почему приезжал сам начальник штаба дивизии?

5 августа в три часа утра, на два часа раньше команды старшего лейтенанта Губкина, в этом же направлении — в село Хорошево под Ржевом — выехал из штаба фронта генерал Еременко. На окраине Хорошево его встретил генерал-майор Зубарев, генерал по особым поручениям Верховного Главнокомандующего. По всем правилам субординации он представился и сообщил:

— Товарищ Сталин ждет вас.

Еременко знал, что Сталин не выезжал на фронт. Ставка своевременно получала исчерпывающую информацию и имела налаженную систему управления — до дивизий включительно. Приезд Верховного Главнокомандующего для Еременко явился в высшей степени неожиданным. Ему было известно, что главные события в стратегическом масштабе развертывались юго-западнее Калининского фронта, его же войска играли не основную роль, и он терялся в догадках, чем вызван приезд Верховного?

Вскоре они подъехали к небольшому домику в центре села, стоявшему в глубине двора. Миновав кухню, Еременко с Зубаревым вошли в горницу. Сталин, ожидая их, стоял посреди комнаты.

— Товарищ Верховный Главнокомандующий, войска Калининского фронта ведут бои местного значения, — доложил Еременко.

Сталин подал руку, поинтересовался:

— Как вы спланировали предстоящую Духовщинско-Смоленскую операцию?

Еременко изложил план операции и попросил усилить фронт одной общевойсковой армией, кавалерийским корпусом и помочь авиацией, артиллерией и боеприпасами.

Верховный Главнокомандующий, внимательно выслушав доклад, произнес спокойно, но твердо:

— Вы, товарищ Еременко, сдали Смоленск врагу, вы и верните его назад.

— Есть, товарищ Сталин! Только Василий Теркин говорил, что города сдают солдаты, генералы их берут, — попробовал пошутить Еременко.

— Верно Теркин подметил, — довольно сухо сказал Сталин, давая понять командующему, что сейчас не до шуток. Помедлив, продолжил: — Противник прочно укрепился на Средне-Русской возвышенности и угрожает флангу наших войск, наступающих на юге, там, где мы готовим главный удар. Противник занимает здесь такие ключевые позиции, как Духовщина и Ярцево. Он закрыл нам не только смоленские ворота, но и основные пути в Белоруссию и Прибалтику. Думаю, вам не надо объяснять, насколько важен успех наших войск на этом направлении. — Сталин помолчал. — Но торопливость — всегда плохой помощник. В августе начнете подготовку к наступлению. Разрешаю до начала операции выбивать противника лишь с тех позиций, которые крайне необходимы для будущего наступления. В первой половине сентября начнете операцию «Духовщина». Что касается ваших просьб, они будут выполнены…

Еременко не ожидал, что потребности фронта будут полностью удовлетворены. Щедрость Верховного приятно поразила его. Но таким сумрачным Сталина он увидел впервые. Даже когда немцы подступали к Москве, Сталин выглядел бодрее. Тогда над столицей и страной нависла смертельная опасность. В середине октября 1941 года тяжело раненного командующего Брянским фронтом генерал-полковника Еременко привезли в главный госпиталь на Арбат, в Серебряный переулок. Через час ему уже оперировали ногу и грудную клетку. Осколок рядом с легким извлечь не удалось. Андрей Иванович был в тяжелом состоянии, но требовал установить связь со своим штабом и вызвать в главный госпиталь двух офицеров: оперативника и связиста. Врачи этим были озабочены, потому что жизнь Еременко пока еще продолжала оставаться в опасности. Нарушение покоя и малейшее расстройство раненому были противопоказаны. В эту же ночь его посетил Сталин.

— Что же, товарищ Еременко, не убереглись? — мягко спросил он.

— Все заживет, поправимся, товарищ Сталин!

— Солдату прежде всего нужно здоровье!

— Да, больному трудно одолеть врага, — согласился Еременко.

— Хорошо, что понимаете, нужно беречь себя! — Еременко попытался приподнять голову, но Верховный сделал предостерегающий знак и сказал: — Лежите, лежите.