Акрам Шарипов - Товарищ комбат

Отдав приказ на предстоящий бой, Губкин приступил к согласованию совместных действий пехоты с артиллерией и танками на главном направлении. Он уточнил на местности, кто с кем и с какой задачей будет наступать.

Неожиданно зазуммерил телефон.

— Товарищ комбат, вас просит начальник штаба старший лейтенант Кудрявцев, — сообщил телефонист.

— Слушаю! — взял трубку Губкин.

— Товарищ Шестьдесят первый, взвод Горбунова в трудном положении, — докладывал начальник штаба. — Если не предпринять экстренных мер, он погибнет. Бойцы отбивают четвертую атаку и окончательно выдохлись.

Губкин вновь почувствовал, что собравшиеся офицеры внимательно смотрят на него и напряженно ждут, что он скажет. Взгляд его остановился на командире минометной роты, который удобно устроился на пеньке. Да, да, именно он прикроет Горбунова своим огнем, и тот отведет взвод назад, оставит железнодорожную будку немцам. «Черт с ней», — подумал комбат, хотя знал, что эта злосчастная будка — основной ориентир на переднем крае и нанесена на карты штаба дивизии. Оставить ее без разрешения — за это можно сурово поплатиться, в особенности если не удастся взять станцию Шумшино.

Комбат вспомнил совсем молоденького веснушчатого младшего лейтенанта Горбунова, и ему стало жаль его. Горбунов перед самой войной закончил десятый класс и поступил в пехотное училище. После ускоренных шестимесячных курсов был направлен во второй стрелковый батальон. За три месяца пребывания на фронте заметно повзрослел, лицо его обветрилось и огрубело, волосы потемнели. Стал он не по возрасту молчаливым и задумчивым. Нет, не мог Губкин допустить гибели взвода, он всю полноту ответственности взял на себя и отдал приказ оставить железнодорожную будку.

Под прикрытием огня артиллерии и минометов взвод Горбунова оставил переезд, откатился на свои старые позиции. Пока производилась перегруппировка, восстанавливалось взаимодействие, солдаты на передовой мерзли в снегу. Некоторые грызли твердые заледеневшие сухари, кое-кто уминал мясные консервы из неприкосновенного запаса.

Наконец начался долгожданный артналет. Немцы открыли ответный огонь. Все вокруг загрохотало. Из штаба полка сообщили, что артналет заканчивается и огонь переносится в глубину обороны противника. По сигналу Губкина солдаты второго батальона, не отставая от артиллерийского огня, ринулись вперед. С КНП хорошо были видны боевые порядки стрелковых рот, они то тонули в дымовой завесе, то вновь появлялись. В ушах комбата все еще звучал приказ комполка: «Взять станцию Шумшино!»

До западной окраины Шумшино оставалось метров восемьсот, когда на боевые порядки батальона обрушилась лавина автоматно-пулеметного огня. Вдоль ротных цепей начали рваться вражеские мины. Но никто из бойцов Губкина не дрогнул. Командиры взводов и отделений умело управляли подразделениями. Перебежки стали более быстрыми и короткими.

Шестая рота овладела первой траншеей противника и залегла под пулеметным огнем с водокачки. Пятая рота захватила первые два домика на восточной окраине и тоже была прижата вражеским огнем к земле. Настал момент, когда батальон требовалось поднять для решающего броска.

Губкин вызвал командира артиллерийского дивизиона:

— Видишь, пехота залегла? Люди истекают кровью. Сколько минут потребуется для того, чтобы разрушить водокачку? Немцы ведут оттуда фланкирующий пулеметный огонь.

— Минут двадцать.

— Даю десять — и ни минуты больше!

После трех прямых попаданий водокачка была разрушена, но стрелковые роты продолжали лежать, измученные, обессиленные первыми бросками. Продолжали строчить вражеские пулеметы: артиллерии не удалось подавить полностью вражеские огневые точки. Фланговый обстрел вели ранее невыявленные пулеметы. Сигнал «Вперед, в атаку!» на бойцов не действовал. Поднялись лишь одиночные фигуры, их можно было пересчитать по пальцам. Комбат, глядя в бинокль, узнал среди них командиров рот, своих заместителей, командиров взводов. Наступление могло окончательно захлебнуться.

Молодой комбат понимал всю тяжесть и ответственность создавшегося положения. Нужно было срочно что-то предпринимать. И он решился: послал к командиру взвода противотанковых орудий Ветрову связного с приказанием выдвинуть сорокапятки как можно ближе к противнику и прямой наводкой подавить и уничтожить вновь выявленные огневые точки. Ротным командирам приказал подготовиться к атаке.

Отдав необходимые распоряжения, Губкин сам решил возглавить атакующие цепи. Пробиться к наступавшим было непросто: вражеские пулеметчики и снайперы обрушили на него огонь. Губкин вынужден был залечь. Полежал немного, оценивая обстановку, и снова бросился вперед. Ему удалось преодолеть метров сто, виртуозно перебегая с места на место; вражеские пули стали стегать по снегу совсем рядом, и пришлось снова залечь.

Прижатый огнем к земле, Губкин подумал о том, что его солдаты лежат ближе к противнику и снайперы беспрепятственно убивают их. И чем дольше они будут лежать, тем больше будет потерь. Надо быстрее поднимать их. Губкин сконцентрировался и, энергично работая локтями, двинулся по-пластунски вперед. Пот градом стекал по его лицу. Снег, попадая в рукава, за воротник, таял. Над ним поднимался пар, демаскируя его: вокруг визжали вражеские пули, вздымая снежную пыль.

Одна из них ударила в каску и сбила ее с головы. Ощущение было такое, что это не пуля, а приклад винтовки грохнул по металлу. Георгий добрым словом вспомнил тех, кто сделал эту каску, спасшую ему жизнь. Ему казалось, что слишком долго он добирается до своих, а до пятой стрелковой роты оставалась еще добрая половина пути.

«Тебя ждут около трехсот солдат и офицеров, — подбадривал себя Губкин. — Чего бы ни стоило, ты обязан добраться, вселить в них уверенность и храбрость, личным примером поднять их в стремительную атаку».

За Губкиным наблюдали не только гитлеровцы, и свои не спускали глаз и, как могли, помогали, ведя стрельбу по вражеским огневым точкам. Многие бойцы уже горели желанием броситься на врага, спасти своего командира.

Только когда Губкин подполз к обратным скатам холма, возвышавшегося на пути к пятой роте, артиллерия, как было обусловлено, начала огневой налет. Командир дивизиона, волнуясь за судьбу комбата, всем дивизионом дал залп дымовыми снарядами. Губкин воспользовался этим, поднялся и бросился вперед. Вскоре, запыхавшийся, он грохнулся рядом с командиром пятой роты. Чуть отдышался и приказал передать по цепи:

— Приготовиться к атаке!

По заснеженному полю прокатилось громовое эхо:

— За Родину! В атаку!

Губкин с автоматом в руках первым поднялся во весь рост. В этот миг он был поистине величествен. Глядя на своего комбата и воодушевляясь его порывом, все поднялись следом за ним.