Акрам Шарипов - Товарищ комбат

— Начальству, конечно, виднее! — заметил Акимов, расстегивая когда-то белый, а теперь посеревший от времени полушубок. — Только что даст нам наступление при такой обстановке?

— Что же вы предлагаете? — резко оборвал его Губкин.

— Надо просить пополнения и времени, чтобы привести в порядок роты…

— Думаете, у командира полка стоят готовые резервы?

Губкин отчитывал подчиненного, хотя в душе понимал его: роты сильно поредели, решать задачу будет теперь труднее. Он еще раз подумал о том, как тяжело командовать батальоном. Губкин остро реагировал на просьбы подчиненных, переживал неудачи этого дня. А их было много: все еще оставалась невыполненной боевая задача. Майор Гринченко, только вступивший в командование полком, всю ответственность за неудачи в батальонах взял на себя. Ни в чем не упрекнул он и Губкина, но этим еще больше задел его самолюбие.

Губкин понимал и свои ошибки: недостаточно умело руководил артиллерией — и она отстала; не всегда был настойчив и строг с командирами рот и взводов — и некоторые этим пользовались, неоперативно выполняли его распоряжения. А ведь он не раз убеждался на личном опыте: чем взыскательнее и строже он относился к командирам, тем легче было солдатам выполнять задачу, поставленную батальону. В данном же случае командир пятой роты был прав. Надо что-то предпринять, хотя и неоткуда взять резервы. Подумав, комбат приказал Акимову передать в четвертую роту взвод станковых пулеметов, саперное отделение и взвод противотанковых орудий, приданные ему на усиление, а его третий стрелковый взвод вывести в свой батальонный резерв.

— Что же я буду делать с двумя стрелковыми взводами? — Акимов никак не ожидал такого поворота дела.

— Будете прикрывать правый фланг батальона, — строго сказал Губкин. Взгляд комбата задержался на усталом лице лейтенанта Зайцева. — Товарищ лейтенант! Успех батальона теперь зависит от вас. Но помните: десять снарядов сорокапяток использовать только для борьбы с вражескими танками…

Ночью в ротные пункты боепитания доставили патроны, гранаты. С утра, после короткого артналета, по сигналу комбата по цепи атакующих вновь прокатилось «ура». Солдаты Губкина поднялись в атаку. Но противник неожиданно открыл фланкирующий пулеметный огонь из невыявленного ранее дзота. Атакующие залегли. Губкин с досадой наблюдал, как его люди утопали в снежных сугробах. Он приказал взводу сорокапяток уничтожить дзот. Батальонная артиллерия ударила прямой наводкой, но тщетно. Требовалась более мощная артиллерия. Иначе подступиться к вражеской огневой точке было невозможно.

Солдаты, оказавшись в низине, несли тяжелые потери, раненые замерзали. Даже после третьего по счету артналета вражеский дзот не был подавлен и продолжал вести губительный огонь. Последовал четвертый артналет. И только он оказался роковым для гарнизона фашистского дзота. От мощного долговременного укрепления остались лишь обломки бревен да черная яма на белом поле. Батальон опрокинул немцев и к одиннадцати часам продвинулся вперед почти на километр. Однако здесь бойцов ждала новая пристрелянная врагом оборонительная полоса, массированный огонь минометов и пушек заставил наших солдат снова залечь.

Батальону Губкина предстояло повторить атаку. Приказ надо было выполнить во что бы то ни стало, хотя сил для наступления оставалось совсем мало. В то время комбат не знал конечной цели операции и того, что дивизия наступает с ограниченной задачей: отвлечь противника от основного стратегического направления. Все это держалось в строгом секрете.

Последние минуты перед атакой были для Губкина всегда особенными, он остро ощущал тот момент, когда сотни бойцов по его команде должны будут ринуться навстречу вражескому огню, навстречу смерти. Поднимать в атаку людей, залегших под сильным огнем противника, всегда считалось сверхтрудной задачей для любого командира. Тем более когда люди измотаны многодневными боями, стужей. Требовалось предельное сосредоточение всех физических и моральных сил.

Комбат знал, что трудности солдат переносит гораздо легче, когда ощущает постоянную заботу и внимание командира. И он старался сделать все, чтобы солдаты были сыты, хорошо обуты и одеты. Но это не всегда удавалось: хозвзвод батальона пока еще несвоевременно обеспечивал бойцов горячей пищей, неоперативно заменял вышедшее из строя зимнее обмундирование…

Командиры рот доложили наконец о своей готовности. Взглянув на часы, Губкин перехватил из рук ординарца ракетницу и выстрелил. Красная ракета взвилась ввысь. Стрелковые цепи устремились вслед за разрывами снарядов нашей артиллерии. По команде ротных и взводных батальон дружно поднялся в атаку. И в полный рост пошел вперед по снежному полю. Солдаты шли стиснув зубы, чувствуя, как тело наливается яростной силой. Вот уже преодолены первые сто метров. Губкин насчитал несколько огневых точек противника, которые не удалось подавить, сейчас они безнаказанно вели ответный огонь. Комбат остановился, чтобы уточнить задачи артиллерии.

До вражеских окопов оставалось менее трехсот метров, но преодолеть их было очень трудно. Противник оказывал ожесточенное сопротивление, фланкирующим огнем прижимал к земле нашу пехоту. С воем на поле стали рваться снаряды и мины. Белый снег покрылся копотью. Командиры рот по телефону передавали координаты огневых точек, мешающих их продвижению. Губкин, оставаясь на открытой местности, уточнял задачи артиллерийскому дивизиону, минометной и пулеметной ротам.

Замполит капитан Щипан волновался, видя безрассудную храбрость комбата. Незадолго до этого на его глазах был тяжело ранен капитан Мельниченко, и теперь он переживал за Губкина.

— Георгий Никитович, лучше бы вам расположиться вон в той воронке. Хотя бы временно, пока отдаете распоряжения. — Щипан показал в сторону углубления, зияющего в снегу, запорошенном черной гарью.

— Не до укрытий, замполит, роты вперед пошли, и нам надо продвигаться за ними, — улыбнулся Губкин.

Воронку так никто и не занял. Роты продвинулись вперед, и комбат последовал за ними. Вместе с ним зашагал радист, у которого на спине висела радиостанция с длинной болтающейся антенной для связи с полком. Чуть позади шел связист с катушкой за спиной, разматывая телефонный провод. Все они двигались на виду у противника. Снаряды рвались впереди и позади, слева и справа. Один из них полыхнул совсем рядом, и Губкин упал: осколок угодил ему в бедро. Подбежавший санинструктор разрезал брюки, перебинтовал ногу. Комбат в горячке не сразу почувствовал, насколько тяжелой оказалась рана. Он подумал лишь о том, как много сил вложено в это наступление, и потерял сознание.