Миша Лев - Горит свеча в моей памяти

Как мне кажется, мы еще до этого вечера памяти пригласили выступить в библиотеке брата Шолом-Алейхема Вевика (Вольфа) Рабиновича. С нескольких московских заводов пришли наши читатели. Шутка ли, не чей-нибудь брат, к тому же, можно сказать, сам рабочий.

Вольф Рабинович, конечно, очень гордился братом, всемирно известным еврейским писателем, но и про себя не забывал, хотя был всего лишь перчаточником. Зато каким! Когда ему было 36 лет, еще в 1900 году, на Всемирной выставке в Париже, его перчатки были удостоены золотой медали. Бронзовой и серебряной он уже к тому времени обладал. Мне запомнилось, как он очень просто рассказывал об этом, а его пальцы подрагивали, будто стягивая нитками швы. Прошло не больше двух-трех недель после его отъезда, и студент Еврейского театрального училища Трактавенко уже подготовил сценку «Вот так шьет перчаточник» [110] Парафраз популярной шуточной еврейской народной песни «Вот так шьет портной». .

Об этом вечере Мендл Розенгойз писал в своих неопубликованных воспоминаниях:

Незадолго до приезда Ольги Рабинович в библиотеке состоялся вечер, посвященный Шолом-Алейхему, на котором выступил приехавший из Бердичева брат Шолом-Алейхема Вевик Рабинович. После этого вечера он остался в библиотеке и за стаканом чая беседовал с сотрудниками и частью актива.

Он рассказал о молодых годах Шолом-Алейхема и, кстати, о такой его шалости. У них был родственник по имени Герцеле. Однажды Шолому вручили письмо, чтобы он передал его этому Герцеле. В письме много раз повторялось имя адресата — Герцеле.

«Доброе утро, дорогой Герцеле; как поживаешь, Герцеле; благодарю тебя, Герцеле; будь здоров, Герцеле» и так далее.

А паренек Шоломке превратил все буквы «гей» в слове Герцеле в букву «фей», и так отправил это письмо [111] Мужское имя Герцеле означает буквально «сердечко». При замене первой буквы на «фей» получается производное от глагола «форцн», означающего «пукать». Соответственно, «ферцеле» значит что-то вроде «вонючка». . Какое впечатление оно произвело и как Шоломке досталось, можно себе представить.

Дальше Розенгойз продолжает в скобках:

Я упоминаю об этом эпизоде, потому, что не знаю, писал ли Вевик когда-нибудь об этом и была ли эта история опубликована.

Американская газета «Дер Тог» («День») [112] Влиятельная ежедневная газета на идише. Выходила в Нью-Йорке с 1914 по 1971 гг. Отличалась беспартийностью и либеральным направлением. в четверг, 23-го июля 1936, года сообщала:

В кафе «Европа», 313-я Восточная улица, в среду вечером состоялся интимный банкет в честь г-жи Ольги Рабинович (вдовы Шолом-Алейхема) по случаю ее отъезда сегодня в Советскую Россию.

Присутствовало много друзей и поклонников Шолом-Алейхема; вечер за накрытыми столами прошел очень уютно. После ужина поэт Г. Лейвик взял слово и в короткой речи выразил дружеские чувства и глубокое уважение, которые все собравшиеся питают к вдове великого еврейского писателя. Затем он представил многих присутствующих, которые пожелали г-же Рабинович счастливого пути в Советскую Россию, где память ее великого супруга чтят с большой любовью не только евреи, но все культурные люди страны.

Короткие речи произнесли Йойсеф Опаташу, Авром Рейзен, Арн Гланц, Бенциен Гольдберг, а в конце выступила сама г-жа Рабинович, которая поблагодарила собравшихся за проявленное к ней внимание.

К нам в библиотеку Ольга Рабинович пришла не в июле и не в августе, а в холодный осенний день. Как мне помнится, с самого утра дул ветер и шел дождь. Большинство наших читателей были пожилые люди, а старость означает слабость. Это ведь Москва, так что некоторым приходилось добираться не только на метро или на трамвае, а кто же в такую погоду выпустит старика из дома? И все же на встрече с вдовой Шолом-Алейхема читальный зал был битком набит. Были и пришедшие в библиотеку впервые, и постоянные читатели. Дополнительные стулья пришлось занимать у соседей, в Политехническом музее.

Вечер открыл актер, который специально приехал из Харькова. К сожалению, не могу вспомнить его фамилию. Лет десять тому назад еще бы нашелся кто-нибудь, кто мог бы мне подсказать, я же только помню, что он был мужем поэтессы и прозаика Ханы Левиной [113] Мужем поэтессы Ханы Левиной был харьковский чтец Виноградский, прославившийся своим исполнением рассказов Шолом-Алейхема. .

Актер читал отрывок из автобиографического романа Шолом-Алейхема «С ярмарки». Но одно дело слушать произведение писателя, пусть даже гениального, о первой встрече 12-летней девочки с 17-летним парнем, которого ее богатый отец Элимейлех Лоев привел в свой дом в качестве домашнего учителя для своей дочери, а другое — увидеть ту, которая была той самой 12-летней девочкой, а теперь стала седовласой женщиной, верной и преданной спутницей писателя, любимого миллионами людей во всем мире. Это не просто рассказ о любви, которая зародилась когда-то между молодыми людьми. Естественно, что чтение отрывка «С ярмарки» в присутствии вдовы Шолом-Алейхема аудитория приняла особенно тепло.

Когда Ольга Рабинович взяла слово, она начала свой рассказ о случае, который произвел на нее сильное впечатление.

— Когда-то я, как еврейка, не имела права жить в Москве. Теперь я здесь желанная гостья. На каждом шагу я чувствую, с каким пиететом и вниманием в Советском Союзе относятся к Шолом-Алейхему и его произведениям, к его памяти.

В поезде, который вез меня из Киева в Москву, я оказалась в купе с еще тремя пассажирами — все мужчины. Один из них был военный, полковник Красной армии. Неожиданно он обратился ко мне:

— Вам не скучно? Если хотите, я вам дам интересную книжку.

Он достал из чемодана книгу Шолом-Алейхема «Мальчик Мотл» в переводе на русский. На первой странице опубликовано письмо Максима Горького к автору книги. Более того, эту книгу читали и оба других пассажира в нашем купе.

Кто-то из присутствующих напомнил, что совсем недавно, когда отмечали праздничную дату — 20-ю годовщину Октябрьской революции, в центре Москвы выставили панораму портретов классиков: Шекспира, Льва Толстого, Тараса Шевченко, Максима Горького. И среди них — Шолом-Алейхема.

В конце вечера две студентки педагогического института преподнесли Ольге Рабинович изумительный букет цветов и трогательное письмо на идише. Затем к ней подошел рабочий Московского часового завода и, подавая книжку Шолом-Алейхема, изданную в массовой библиотеке издательства «Дер эмес», попросил автограф. Ольга Рабинович ему вежливо отказала, может быть, из-за того, что увидела на книжке библиотечную печать. Подошедший обиженно постоял, но через мгновение вдруг снял свои ручные часы и предложил их в качестве подарка. Мадам Рабинович часы осмотрела, похвалила форму, циферблат и опять не взяла. Безусловно, читатель Шолом-Алейхема предложил их от всего сердца, но, как он сам ей сказал, это был подарок от заводской дирекции за хорошую работу, и, если я не ошибаюсь, это было выгравировано на сверкающем донышке.