Юлиус Вольфенгаут - Черные воды Васюгана [ЛП]

Обратный путь на санях доставил мне уже меньше удовольствия. С беспокойством ожидал я возвращения в Новый Васюган — вряд ли я мог рассчитывать на торжественный прием. На одной из промежуточных станций я разработал конструкцию висячего замка (замки тоже были в дефиците), которую я надеялся предложить директору комбината, так сказать, в качестве компенсации за мою неудачу.

Прибыв в Новый Васюган, я, минуя исполнительный комитет, пробрался на комбинат, где во всем признался директору. Он набросился на меня со всей силы; чертеж швырнул в сторону, даже не посмотрев. «Это каждый слесарь может сделать намного лучше», — сказал он презрительно. Деньги за дорогу мне вычли из зарплаты, хлебный рацион вернули к обычной норме — но на этом и все. Так закончилась моя экспедиция. Но, возможно, могло быть хуже, и тогда уже не было бы никаких смягчающих обстоятельств: бумажная фабрика в Пудино как раз приблизительно в это время сгорела.

Настало лето. Меж тем я был переведен на другое предприятие. «Лес-Топ» — так называлось это производство, которое отвечало за поставку строительной древесины и заготовку пиломатериалов. Лесорубы работали в окрестных лесах — в Новом Васюгане находилась лишь дирекция, — и здесь, в бюро, я снова был назначен нормировщиком. Директор, в отличие от комбинатовского грубияна, был человеком спокойным и уравновешенным. Его жена была бойкой, энергичной особой — на предприятии она была чуть ли не самым главным человеком — кассиром. В нашем бюро она появлялась редко. Здесь мне нравилось намного больше, чем на комбинате: без вечного визга напильников, станков и стука молотков. В бюро нас было трое: бухгалтерша — она была ссыльной латышкой, административный работник и я. И все было бы хорошо, если бы не голод.

Недалеко от Нового Васюгана, где-то километрах в восьми, находилась деревушка Волково. Говорили, что там в прошлом году можно было раздобыть картошку. В одно из воскресений я отправился в дорогу. Узкая тропинка вела через подлесок, иногда через болото, где ноги приходилось ставить на круглые, поросшие мхом холмики, возвышавшиеся над покрытой влагой землей. Я ушел еще не так далеко, когда услышал проклятое жужжание: и тут же комары, злые духи таежного ада, в диком танце закружились вокруг меня. Я отчаянно размахивал руками, но жужжание становилось все более громким и угрожающим. Я вытирал кровь с шеи и лица, а посмотрев вверх, увидел висящую надо мной темную тучу бешеных комаров. Такой яростной атаки я не испытывал даже в Сталинке. Наконец я отломил ветку с ближайшего куста и, хлеща себя по затылку и по лицу, постарался ускорить шаг.

Придя в Волково, я был щедро вознагражден за свои мучения. После долгих торгов я смог купить два ведра картошки и в хорошем расположении духа пустился в обратный путь. Как ни странно, но комары досаждали мне уже куда меньше — дул ли свежий ветер, или моя кожа стала не столь чувствительной, или картошка заставила меня забыть про все неприятности? Несмотря на свою тяжелую ношу, я шел бодро и преодолел уже половину дороги, как вдруг примерно метрах в пятидесяти от себя заметил зверя, который шел прямо на меня. Была ли это большая собака или волк? Уши стояли торчком. В нерешительности я остановился: бросить свой груз? Найти палку? В долю секунды эти мысли пронеслись у меня в голове. Страха я не чувствовал; я был словно парализован и смирился со своей судьбой. Тут зверь, который был от меня уже на расстоянии прыжка, исчез в кустах. Позднее крестьяне заверяли меня, что волки тут не водятся, глубокий снег зимой не позволяет им здесь обжиться. И все же: ведь сейчас было лето, и как могла сюда попасть собака, так далеко от любого жилья? А название деревушки Волково только подтверждало мои подозрения.

Дома я стал разглядывать себя в осколке зеркала: мое лицо бесформенно раздулось, из-под опухших век виднелись маленькие глазки. Недалеко от дома, в пруду, я вымыл лицо, шею, глаза. Холодная, ничем не замутненная вода — вероятно, озеро питалось из болот — приятно освежала воспаленную кожу. Потом я поставил на огонь полную картошки кастрюлю и, смертельно уставший, бросился на кровать, отказав себе в приятном ритуале ожидания предстоящего праздника. Прошло полчаса: почему же не слышно, как кипит мой обед? Я заглянул в кастрюлю — вся вода вытекла! В кастрюле образовалась дырка!.. Меня словно ударили по голове: это было полной неожиданностью. Не раздумывая, я снова налил воды — результат был тот же. Я готов был расплакаться и очень грубо выругался; после всех трудностей — комариной пытки, нервирующего торга, долгой и трудной дороги с грузом на плечах — этот подлый горшок собирается лишить меня заслуженного счастья?! Я сел на кровать и таращился на горшок, подложивший мне такую свинью. Наконец, я взял себя в руки; намял из хлебных крошек (ах! как было жалко!) шариков и залепил ими дырку.

Ну, наконец-то я смог досыта наесться, продекламировал свой стишок и, расслабившись, упал на постель. Ночью, как всегда, меня разбудили клопы. (Дом долгое время пустовал, и изголодавшиеся твари кровожадно набросились на долгожданную жертву.) В сумерках яркой летней ночи дюжина перепуганных клопов бегала по моей подушке. Осторожно, чтобы они не спрыгнули (эти зверьки умнее медлительных вшей), я пронес подушку через порог дома и стряхнул своих квартирантов в ближайшую лужу. После этого я снова залез в кровать и заснул: близкие родственники погибших смогли на мне плотно подкрепиться.

В Новом Васюгане имелась правильная «белая» баня: в деревянном срубе без окон стояла печка, к которой был приделан большой котел для горячей воды. Под ним разводился огонь, при этом, в отличие от «черной» бани, дым выходил через дымоход. Во втором котле была холодная вода. В помещении стояли скамейки, на них деревянные тазы. Посетители бани — мужчины и женщины — посещали баню поочередно в разные дни недели: наполняли тазы водой из разных котлов, мылись, а грязную воду сливали на пол, откуда она через водосток стекала наружу.

Целых десять дней, мстительно бормоча боевой клич «Смерть вшам!», я протаптывал тропу войны, которая вела в баню. Ох, как мучительно чесалась моя кожа под мыльной пеной и горячей водой! На пару дней воцарился покой, после чего мои домашние зверюшки появились снова: у меня было лишь две рубашки, которые я поочередно стирал в ближайшем пруду; при этом не все вши уничтожались, некоторые всегда оставались невредимыми, разве что зарабатывали себе насморк. Зато от вшей на голове я смог избавиться окончательно: в парикмахерской я позволил обрить себя наголо и радостно смотрел на вшей, которые вместе с волосами падали на простыню. Парикмахершу не смущало столь щекотливое зрелище; она равнодушно смотрела на барахтающихся зверюшек (возможно, у нее были такие же).