Валерий Карбалевич - Александр Лукашенко: политический портрет

За 2007–2008 годы иностранным собственникам было продано около десятка белорусских банков, и тоже без конкурса. Так же кулуарно подбираются компании на строительство целых районов Минска.

Под аккомпанемент заявлений о неизменности социально ориентированной политики происходит сокращение социальных обязательств государства перед населением. Процесс начался давно. Были свернуты чернобыльские программы, а жители зараженных территорий лишены льгот. Хотя законодательством определено бесплатное образование, свыше половины студентов в стране обучается за деньги. В здравоохранении 30 % Услуг переведено на платную основу. Выросли коммунальные тарифы для населения. В 2007 году власти ликвидировали большинство социальных льгот. Причем ни о какой их денежной компенсации, как в России, речь не шла. Уверения государственных СМИ в том, что льготы не упраздняются, а происходит их «упорядочивание», «оптимизация», что они будут заменены адресной социальной помощью, — это пустой пропагандистский пряник, ибо льготами пользовалось около 2/3 населения, а адресная помощь коснулась только примерно 8 % граждан. Государство элементарно сбрасывает со своих плеч груз социальной ответственности перед собственными гражданами.

Все это означает постепенное размывание белорусской социальной модели. Ведь сохранение и доминирование государства в экономической жизни объяснялось необходимостью защиты населения от тягот перехода к рынку. Демонтаж системы социальной защиты населения ведет к тому, что прежняя роль государства в экономике теряет смысл. Разрушается социальный контракт между властью и обществом. Социальное государство постепенно трансформируется в бюрократическое государство, в котором властные институты обслуживают самих себя.

Полный контроль над экономикой — важнейший элемент сформированной в Беларуси социальной системы. Лукашенко понимает, что, предоставляя даже частичную экономическую свободу, он создает общественные зоны, неподконтрольные государству. Поэтому либерализация осуществляется в той мере, в какой позволяет не утратить контроль над социальной и политической ситуацией в обществе.

Будущим исследователям, которым придется изучать многострадальную и трагикомическую историю белорусско-российской интеграции вся она предстанет как сплошная фантасмагория, неразгаданная загадка, трудно разрешимый для здравого смысла и нормальной логики парадокс. В среде политической элиты России достигнут консенсус по поводу необходимости объединения с главным союзником. В Беларуси единоличный правитель давно снискал славу главного интегратора на постсоветском пространстве. А между тем процесс интеграции, достигнув уровня таможенного союза еще в 1995 году, на нем безнадежно застрял, хотя за долгие годы непрерывного процесса объединения двух стран подписано пять договоров, очень похожих друг на друга по содержанию. Последний предусматривает создание Союзного государства. Однако подписание все новых бумаг с громкими названиями, формирование громоздких бюрократических структур, помпезные заседания политиков обоих государств и пламенные призывы еще теснее объединяться не привели к объявленной цели. Под аккомпанемент ритуальных заклинаний о единении вся кампания превратилась в азартную и увлекательную игру, в которой отсутствуют согласованные правила, а самое главное — понятный результат. Неопределенность смысла, конечной цели интеграции, форм и способов объединения сплелись в запутанный клубок. Не только журналисты, но и полномочные представители обеих стран никак не могут разобраться, как же называется существующее ныне белорусско-российское образование. Официальные белорусские СМИ дают просто восхитительный пример терминологической абракадабры: «выступление председателя Высшего государственного совета Союзного государства А. Лукашенко на заседании Парламентского собрания Союза Беларуси и России».

Интеграция с Россией во внешней политике Беларуси многофункциональна, она помогала решать множество задач. Москва выступала и в роли союзника Лукашенко в борьбе с внутренними противниками, и защитницей от давления Запада, и спонсором, и в трудный момент — козлом отпущения, на которого можно списать проблемы.

Беларуси в наследство от СССР осталась прежде всего сильная экономическая зависимость от России. В разные периоды примерно 50–60 % белорусской внешней торговли приходилось на РФ. Энергетическая зависимость составляет почти 100 %. А набрав много российских кредитов, Беларусь попала и в финансовую зависимость от Москвы.

В середине 1990-х годов правящая элита Беларуси главной причиной социально-экономического кризиса, поразившего страну и все постсоветское пространство, видела распад СССР и разрыв хозяйственных связей между бывшими республиками Советского Союза и их предприятиями. Следовательно, считала она, чтобы преодолеть кризис, надо «восстановить хозяйственные связи», а для этого нужна интеграция, которая рассматривалась как панацея. Тесный союз с Россией в какой-то мере помог сохранить белорусскую промышленность, но, с другой стороны, он способствовал консервации старой советской производственной базы, ресурсо- и энергоемкой структуры экономики. Ни промышленное производство, ни сельское хозяйство не смогли с помощью интеграции модернизироваться и завоевать новые рынки.

Однако, кроме экономических причин, пророссийский вектор внешней политики Беларуси обусловлен также социокультурными факторами, менталитетом народа, россияцентризмом белорусской общественной мысли и массового сознания. Слабость белорусской национальной идеи, неопределенность национальной самоидентификации и государственного самоопределения создали для этого благоприятные условия. Россияцентризм — это комплекс национальной, государственной, политической неполноценности, постколониальный синдром, признак неготовности общества и элиты взять на себя ответственность за собственную судьбу. В начале 1990-х годов, когда многие рассматривали суверенитет как какое-то историческое недоразумение, среди белорусов было широко распространено представление, что без Москвы мы пропали. Сам факт существования рядом огромной России в какой-то мере поддерживал ощущение неестественности белорусской независимости. В массовом сознании восточный сосед представлялся гигантом, обладающим огромными энергоресурсами, оборонным потенциалом, внешнеполитическим весом и потому являющимся фактором стабильности. У белорусов, неуверенных в себе, собственной способности самостоятельно выжить, возникало инстинктивное желание прислониться к великой России, Начала формироваться модель зависимого (от Москвы) развития. Ответственность за судьбу Беларуси, ее экономическое состояние, национальную безопасность частично как бы перекладывалась на Россию.