Валерий Карбалевич - Александр Лукашенко: политический портрет

Эксперты дают разные оценки объема российских дотаций белорусской экономике, которые осуществляются в различных формах, но прежде всего за счет низких цен на нефть и газ. Международный валютный фонд в 2005 году пришел к выводу, что размер субсидий составляет около 10 % ВВП Беларуси. Российский политолог А. Суздальцев подсчитал, что за 1994–2008 годы объем российских дотаций Беларуси составил $49 млрд. Белорусский эксперт Е. Ракова считает, что в 2004–2009 гг. Беларуси удалось сэкономить $37,7 млрд за счет приобретения российского газа и нефти по ценам ниже рыночных.

Однако периодически, когда белорусско-российские отношения в очередной раз вступают в стадию конфликта, Лукашенко предъявляет Москве свой экономический счет: дескать, Россия больше должна Беларуси за транзит, охрану границы, военные объекты и другие услуги. Причем размер встречного иска меняется. То он говорит об одном миллиарде долларов, то о двух. «Заплатите нам два миллиарда, и повышайте в два раза цену на газ, если уж так это надо, мы вам из этих двух один миллиард отдадим. Я не логичен?», — говорит он российским журналистам 29 сентября 2006 года. Проходит всего три месяца, между Беларусью и Россией грянула «нефтегазовая война», и счет в адрес Москвы вырос до $ 10 млрд. В апреле 2009 года Лукашенко снова заявляет, что за полтора года Россией «было вытянуто с экономики Беларуси за счет незаконного введения пошлины на нефть, трехкратного повышения цены на газ» $10 млрд. По логике белорусского президента, оказывается, РФ не субсидирует Беларусь, а эксплуатирует ее.

Поскольку белорусско-российские отношения базируются не на рыночных принципах, а на «политических ценах», то в качестве претензий можно предъявить любую цифру. И, кстати, все претензии Лукашенко к России, как правило, не имеют правового основания в виде подписанных двусторонних соглашений.

Очень скоро после завоевания Лукашенко власти в политической кампании под названием «белорусско-российская интеграция» появился еще один очень важный подтекст и сильный двигатель. С 1995 года начал подспудно просматриваться, а с каждым месяцем все явственней проявляться план, который многим казался совершенно фантастическим. У Александра Григорьевича возникло страстное желание стать президентом объединенного белорусско-российского государства. Можно сказать, что завоевание кремлевского посада стало его идефикс, и внешняя, а отчасти и внутренняя политика Беларуси была в значительной мере подчинена реализации этой достаточно авантюрной и сверхамбициозной идеи. Лукашенко готов был совершить своеобразный бартерный обмен: суверенитет своего государства обменять на высший пост в Кремле. Таким образом, Россия, кроме всего прочего, превратилась в пространство для реализации его грандиозных честолюбивых личных планов.

В отношении проблемы суверенитета Беларуси, белорусской государственности заявления Лукашенко были весьма двусмысленны, противоречивы, даже взаимоисключающи в зависимости от аудитории, политической конъюнктуры. Он запутывал общество и, похоже, запутался сам, епериодически заявляя то о незыблемости независимости Беларуси, то о стремлении к объединению с Россией в единое государство.

Удивительно, но для белорусского президента суверенитет государства, которое ему суждено было возглавить, не являлся чем-то святым и незыблемым, какой-то бесспорной ценностью. «Кому нужен суверенитет при нищей нации?» — риторически вопрошал он.

Более того, он, видимо, в начале своего президентства не до конца понимал, что такое суверенитет. Лукашенко до сих пор выражает сожаление по поводу распада СССР, неоднократно утверждая, что БССР в составе Советского Союза была не менее суверенна, чем ныне Республика Беларусь. В этом смысле любопытен его диалог с известным польским политологом и общественным деятелем Адамом Михником в 1995 году.

Лукашенко: Еще не известно, когда мы были более суверенными и независимыми: тогда или сейчас.

Михник: В каком смысле?

Лукашенко: Я имею в виду материальные гарантии населению.

Михник: Но независимость — это все же нечто другое. Это — суверенное государство.

Лукашенко: Но ведь у нас был Верховный Совет, который принимал законы, была армия и собственная милиция. Был также свой КГБ. В общем, и сейчас он имеется. У нас была граница с Польшей, Прибалтийскими государствами, Украиной и Россией — и здесь ничего не изменилось, только люди стали нищими, поэтому если я спрашиваю, когда мы были более суверенными, то имею в виду все в комплексе.

С одной стороны, белорусский лидер заявляет: «Для руководителя государства его суверенитет — величайшая ценность. И от этой ценности он не может отказаться ни при каких обстоятельствах».

А с другой стороны, известны многочисленные высказывания президента о готовности отказаться от независимости ради объединения с Россией в одно государство: «Не надо бояться, пугать федерацией или конфедерацией. Может, мы придем вновь к Советскому Союзу и, может быть, еще более жесткому, чем в Советском Союзе»; «Может быть, это будет единое государство, может быть — федерация, может быть — конфедерация. Мы к этому должны прийти».

Идея завладения «шапкой Мономаха» возникла у Лукашенко после первых поездок по российским регионам. Это было как бы продолжением его президентской кампании 1994 года. Личная харизма и популизм приводили в восторг местную публику. Причем не только простой народ, но и элиту, бурные овации ему устраивали и высокие чиновники, и академики. С учетом завышенной самооценки, мессианских интенций, не прошедшей эйфории от победоносной избирательной кампании в Беларуси это не могло не вскружить голову. Беларусь стала рассматриваться лишь как ступенька в победоносной поступи к мировой славе и власти.

Вице-спикер Верховного Совета 13-го созыва Г. Карпенко, ссылаясь на тогдашнего главу Администрации президента Л. Синицына, утверждал, что впервые задачу достичь поста президента объединенного белорусско-российского государства Лукашенко поставил перед своей командой еще в начале 1995 года, после поездки в Тюмень. Вскоре идея трансформировалась в конкретный план действий. Бывший министр сельского хозяйства В. Леонов в своих воспоминаниях рассказывает, как после майского референдума 1995 года Л. Синицын пригласил его в свой кабинет поговорить. Смысл рассуждений главы Администрации президента сводился к следующему: «Теперь, после разгрома внутренней оппозиции, нам суверенитет как таковой не нужен. Отдадим его ради восстановления Советского Союза в какой-то новой форме, и Лукашенко, как самый сильный и перспективный политик на постсоветском пространстве, возглавит возрожденное государство».