Мари Дарьессек - Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер [litres]

Матери: «Как бы я хотела провести неделю в Париже! Сейчас там выставлено пятьдесят шесть картин Сезанна!» (22 октября).

Матильда Модерзон родилась 2 ноября 1907 года. Роды были тяжелыми. Они длились два дня и завершились при помощи хлороформа и акушерских щипцов. Врач прописал Пауле постельный режим, чтобы она восстановилась.

Мать Паулы очень рада, особенно на фоне «кошмаров последнего года». Ребенка назвали в ее честь, Матильдой. Последовав примеру матери, и Паула родила дочь. Мать пишет идиллические письма: «Паула лежит на белоснежных подушках, а над ней – ее обожаемые Гоген и Роден. Сияющее зимнее солнце проникает сквозь короткие белые занавески, и красные герани, стоящие на подоконнике, так и светятся, точно улыбки…» Я хочу верить, что Паула тоже была счастлива, что ребенок принес ей безграничную радость.

Хьюго Эрфурт, фотограф, приехавший, чтобы увековечить Отто, сделал несколько фотографий матери и ребенка: изображение очень четкое, Паула лежит на подушке, лицо отекшее, она улыбается. Малышка где-то плачет, где-то спит.

Через восемнадцать дней Пауле наконец-то позволено подняться. Устраивают небольшой праздник. Она просит поставить в ногах кровати зеркало, укладывает косу вокруг головы и прикалывает к своему домашнему платью розы. Дом заставлен свечами и цветами, всё сияет. Паула встает – и падает замертво. Она умирает от эмболии, из-за того, что слишком долго лежала. Падая, она произносит: «Schade». Это ее последнее слово. Оно значит – «жаль».

Я написала эту биографию из-за него, из-за последнего слова. Потому что в самом деле – жаль. Потому что мне не хватает этой женщины, с которой я не была знакома. Потому что я хочу, чтобы она жила. Я хочу показать ее картины. Рассказать о ее жизни. Я не просто хочу воздать ей по заслугам: я хочу совершить чудо, чтобы она была здесь.

И пусть я говорю сейчас за другую жертву смерти, я знаю, он вернется, ведь мертвые не уходят навсегда – и придет день, когда я напишу о короткой жизни моего брата. Его звали Жан, и он прожил два дня; но время еще не пришло.

Как мало ты жила … [48] Wie war dein Leben kurz… Рильке «Реквием» (пер. Б. Пастернака). Я часто приезжала в Бремен, пользуясь тем, что там случались то конференции, то лекции, то нужно было снимать документальный фильм («Арте» [49] Association Relative à la Télévision Européenne – группа франко-немецких телекомпаний. пригласили меня на родные равнины Арно Шмидта, другого «милого моему сердцу немца», бродившего неподалеку от Ворпсведе). Однажды в августе я даже усадила свою семью в трейлер – на севере Германии была хорошая погода, но в пути мы встречали только немцев и поляков, и они, смеясь, спрашивали нас, что мы тут делаем, ведь теплые моря остались у нас за спиной. А мы петляли от картины к картине.

У Клары в руках – письмо к Отто, и она всё ходит, ходит на могилу. Что еще сделаешь? Новость застала Рильке в Венеции в приятной компании Мими Романелли. Он обрывает свою поездку и пишет Мими по-французски, не упоминая Паулу прямо: «В мою жизнь вошла смерть ‹…›. Дорогая, мне не стыдно, что в прошлое воскресенье я плакал в холодной утренней гондоле, которая всё кружила и кружила ‹…›. Эта смерть всё еще длится во мне, точит меня, она меняет мое сердце, делает мою кровь алее».

Ровно через год после смерти Паулы, к 1 ноября 1908 года, Дню Всех Святых, Рильке пишет за три беспокойные ночи «Реквием по одной подруге». Он во дворце Биронов [50] В этом особняке долгое время располагался колледж иезуитов. В 1905 году он закрылся, и здание пришло в упадок и планировалось под снос, но Огюст Роден арендовал там несколько комнат, чтобы хранить свои скульптуры, и особняк стал очагом, привлекавшим многих художников, поэтов и актеров. , в доме 77 по улице Варенн; это место обнаружила Клара. В будущем здесь расположится Музей Родена. Горячку, которая его охватила, Рильке так описал в письме другой женщине, которую он любил, Сидонии Надгерне: «Не задумываясь о том, как символично и место, где я над ним работал, и сама дата, я писал и закончил реквием по одному человеку ‹…›, который умер год назад, по женщине, которой с самого начала, блистательного начала ее творческого пути что-то мешало: сначала – семья, затем – несчастная судьба и безликая смерть, смерть, для которой она еще была слишком жива».

Я решила не перечитывать «Реквием», пока не допишу биографию Паулы. Но стоило начать читать – и в моей голове уже отдаются его созвучия. Читать «Реквием» – значит слушать. Переводы музыкальные, разные, а в ходе своих изысканий я научилась слышать немецкий. Ich habe Tote …

Рильке – не мой любимый писатель. Он – не Кафка, его современник. Я не понимаю, как Кафка писал то, что он написал. Но трудности и успехи, триумфы и слабости Рильке я понимаю. Я вижу труд, добротный, изнурительный труд. Можно сказать, что мы коллеги по цеху.

И в этом цехе Паула была равна ему в мастерстве. Может быть, это единственная женщина, которую он воспринимал как равную, с которой он соперничал и которую любил любовью равного.

Но он не называет ее по имени. Может, написать «Паула» слишком для него фамильярно? Но как же еще ее назвать: она не Беккер и не Модерзон, это имена ее отца и мужа… «Одной подруге». У Рильке было множество подруг. В том числе – множество покойных подруг. Рильке потерял многих, Ich habe Tote , но только она «всё еще здесь». Только она возвращается . И он впервые говорит ей «ты».

Он рассказывает об этой смерти просто, вспоминая, как Отто описал ее Кларе; зеркало, прическа. Он ненавидит смерть, доставшуюся Пауле, не ее смерть. Преждевременную, укравшую жизнь… [52] В письме к Кларе о творческом долголетии Рильке цитирует семидесятилетнего Сезанна: «Я каждый день развиваюсь, пусть иногда и медленно. Я продолжаю учиться. Я поклялся умереть за мольбертом». А в письме Лу Андреас-Саломе он цитирует старого Хокусая: «В семьдесят три года я в общих чертах понял формы и истинную природу птиц, рыб и растений». И он осуждает «состоявшегося мужчину», который считает себя в праве властвовать, тогда как ничто не может и не должно сдерживать «женщину, которая нас больше не видит и продолжает собственный путь по кромке своего существования».